знакомство с которыми предполагала должность главного медэксперта Нью-Йорка. Будучи первой женщиной на этом посту и, соответственно, своего рода первооткрывательницей, Лори считала, что обязана стать лучшей из лучших. Для этого ей пришлось научиться читать сводные ведомости, бюджеты и все отчеты городского совета Нью-Йорка и его всевозможных комитетов, а также материалы департамента здравоохранения и психогигиены. Ее до сих пор порой поражало количество документов, которые сваливались во входящую корреспонденцию.
Несмотря на стремление как следует делать свою работу, Лори все еще сомневалась, правильно ли поступила, согласившись занять нынешнюю должность. У нее только сейчас сложилось настоящее представление о масштабах политических аспектов ее работы. Раньше она считала, что Бюро судебно-медицинской экспертизы, которое сотрудники называли между собой просто бюро, после своего основания в 1918 году боролось за собственную независимость, добилось ее и с тех пор имеет право свободно свидетельствовать о мертвых и за мертвых. Хотя по большей части так и было, сейчас Лори на собственном горьком опыте убеждалась, что мэр, который ее назначил, и городской совет, распоряжающийся кошельком ее ведомства, обладают весьма существенной властью. Чтобы противостоять этой власти, приходилось напрягать все силы — задача сложная еще и потому, что годовой бюджет бюро размером в 75 миллионов долларов служил постоянным искушением для города, которому вечно не хватало средств на другие, весьма перспективные проекты. Вдобавок ко всему, морг, где проводились вскрытия, нуждался в переоборудовании, на которое потребуются миллионы. Когда-то все в нем было устроено на самом современном уровне, но с тех пор оснащение изрядно устарело.
Помимо ставших вечной головной болью политических аспектов, Лори обнаружила, что ей недостает азарта личной вовлеченности в настоящую судмедэкспертизу с ответственностью за определение причин и характера смерти. Объективно Лори понимала, что лучше предоставить исследование примерно сорока высококвалифицированным патологоанатомам, иначе она рискует на собственной шкуре узнать, подобно своему предшественнику доктору Бингему, что каждый окружной прокурор, каждый начальник полицейского отделения, а также шеф пожарной охраны и все большие шишки, включая мэра, захотят, чтобы она лично занималась делами, в которых они заинтересованы, — ведь она в бюро главный авторитет. Однако Лори пришлось принести в жертву профессиональный интерес, немного отойти в сторону и довольствоваться регулярными утренними обходами морга, которые она предпринимала неофициально, заглядывая через плечо подчиненным и задавая вопросы. Ближе всего подойти к настоящей работе судмедэксперта ей удавалось только по вторникам, когда она с утра ассистировала во время вскрытия одному из клинических ординаторов: бюро совместно с кафедрой патанатомии медицинского факультета Нью-Йоркского университета обучало горстку студентов, чтобы Министерство здравоохранения впоследствии допустило их к работе судебными патологоанатомами.
С чувством воодушевления, к которому примешивалась толика тревоги, Лори откинула одеяло, встала и вздрогнула, когда теплые ступни коснулись ледяного пола. Она быстро сунула ноги в тапочки, которые всегда держала возле кровати, и натянула халат. И то, и другое обязал ельно было Hai олове на случай ночного подъема. Джек даже не шелохнулся. Он лежал на спине, сложив руки на груди поверх одеяла, слегка приоткрыв рот и являя собой воплощение умиротворенного покоя. Отлично знавшая мужа Лори не могла не улыбнуться: Джек вовсе не был таким спокойным, каким сейчас казался; он скорее относился к тем, чей мозг всегда напряженно работает. Муж не терпел проявлений того, что считал бюрократией, подразумевая под этим термином правила и предписания, которые ему не нравились, не выносил дураков и бездарей и никогда не скрывал своих чувств. Лори и сейчас видела шрам у него на лбу и сколотый левый передний зуб, ставшие результатом стремления мужа поступить правильно, невзирая на риск и последующую драку. Она любила его, но понимала, что Джек отнюдь не подарок. Теперь, когда она официально стала его начальницей, это было особенно верно. Хотя муж, безусловно, оставался самым продуктивным медэкспертом во всем бюро, его постоянно требовалось держать в определенных рамках. Лори знала об этом, потому что когда-то и сама была такой.
Бесшумно прикрыв за собой дверь, Лори на цыпочках прокралась в комнату Эммы, где оказалось куца темнее, чем в спальне, благодаря задернутым шторам. Как и Джек, Эмма спала на спине и в полутьме казалась настоящим ангелочком — так могут выглядеть только четырехлетние девочки. Лори с трудом сдержалась, так ей захотелось нагнуться к малышке и обнять ее. Больше года назад Эмме поставили аутизм, что вначале стало шоком и расстройством для родителей, но девочка на удивление хорошо справлялась с тридцатью часами поведенческой, пятью часами речевой и тремя часами физической терапии в неделю. Сложный и напряженный график организовала и контролировала Дороти, Лорина мать, тем самым спасая ситуацию. Когда стал известен диагноз, Дороти на время обосновалась у Лори и Джека — сперва вызвав разногласия между супругами — и полностью посвятила себя внучке, отказавшись от филантропической деятельности, которой занималась прежде. Подтвердив диагноз у нескольких признанных специалистов, Дороти нашла лучших врачей города, наняла их, скоординировала графики и теперь полностью контролировала лечение. Эти усилия оправдали себя, и через несколько месяцев появились положительные сдвиги. Склонность Эммы к навязчивым движениям пошла на убыль, и она куда реже одержимо сажала в ряд свои мягкие игрушки. И, что казалось самым многообещающим, девочка демонстрировала теперь все возрастающую способность взаимодействовать с Джеком-младшим, даже с использованием подходящих по смыслу слов. Впереди был еще долгий путь, но родители не сомневались, что Эмма вполне может оказаться в числе тех детей-аутистов, которые хорошо адаптируются и развиваются в нужном русле.
Двигаясь еще тише, чем до сих пор, Лори вышла из комнаты Эммы и совершенно беззвучно прикрыла за собой дверь. Обычно дочка спала часов до семи, однако легко просыпалась от малейшего шума и вела себя как растревоженная медведица. Кошачьей поступью Лори прошла по коридору в спальню Джека-младшего, которого в семье звали Джуниор или просто Джей-Джей. Как и Эмма, он крепко спал в темноте своей комнаты, но, в отличие от сестры, выглядел так, будто пробежал в кровати марафон. Одеяла и простыни плотно обвивали тельце мальчишки девяти с половиной лет, но ноги оставались снаружи, на холоде. Лори не могла не улыбнуться. Даже во сне сын казался сгустком энергии, хотя в данный момент оставался совершенно неподвижным. Не боясь разбудить Джей-Джея, который в этом отношении был полной противоположностью Эммы, Лори распутала узел из постельных принадлежностей и накрыла мальчика целиком, включая ноги.
Довольная собой, Лори повернулась к лестнице, чтобы спуститься в кухню и позавтракать. План заключался в том, чтобы использовать драгоценное свободное время и пробежаться по материалу, который она с таким трудом подготовила накануне вечером. Сегодня утром ей
