Он быстро повернулся.
Вспыхнула спичка, и из темноты послышался голос:
— Вечер жалости к себе, Тайлер?
— Колби? — удивленно спросил он.
— И никто иной, — ответил его гость, прикурил и задул спичку.
Тайлер остался на прежнем месте.
— Что, теплого приема для старого друга не будет? — рассмеявшись, поинтересовался Колби.
Тайлер наклонился, чтобы включить лампу рядом с креслом, потом выпрямился и проговорил:
— Приема не будет, и старого друга нет.
Мужчина в элегантном костюме, стоящий в другом конце комнаты, был светловолосым и стройным, ростом чуть ниже Тайлера. В голубых глазах плескалось веселье.
— Ты разбил мне сердце, — сказал он.
— Невозможно.
— Ты так говоришь, потому что у меня нет сердца, но ты ошибаешься.
— Мы давно не виделись, Колби, но я сомневаюсь, что ты настолько сильно изменился. Что привело тебя в Лос-Анджелес?
— Странные события. Неужели ты не почувствовал ничего необычного в воздухе?
Тайлер заметил, но ответил:
— Сигаретный дым.
Колби улыбнулся, сильно затянулся и выдохнул.
— Я вижу, ты все так же уверен в своей правоте. Разве ты недостаточно пожил на свете, Тайлер?
Он только что думал об этом.
— Если ты явился, чтобы переманить меня на свою сторону, то напрасно тратишь время, — ответил Тайлер.
— Хм, ты ужасно одинок…
Хозяин дома промолчал.
— Нет необходимости признаваться в этом, — сказал Колби. — Ну смотри: в этом городе миллион душ, а Тайлер Хоторн сидит в темноте, да еще в полном одиночестве.
— Колби, ты начал понимать, что веселье — еще не счастье?
Гость опустил глаза и снова глубоко затянулся.
— Это тебя не касается. Кстати, а что ты сделал со своим единственным спутником?
— Не беспокойся, он рядом.
Колби криво ухмыльнулся.
— Самое удивительное, Тайлер, что я действительно волнуюсь за тебя.
— Почему?
— Во-первых, я думаю, что в этих лесах водятся привидения.
— Как будто это когда-либо тебя беспокоило.
— Нет, конечно. Но… — Он заговорил серьезнее: — Здесь кое-что еще, Тайлер, и я не шучу. Плохое соседство, несмотря на респектабельный район.
— Это место, где я сейчас должен находиться.
Колби сделал вид, что зевает.
— Ну да, ты у нас все такой же благородный маленький скаут. Уверен, что сейчас, когда мы с тобой разговариваем, кто-то мастерит для тебя знак отличия. Не провожай меня.
Он был около двери, когда Тайлер позвал:
— Колби…
Гость оглянулся.
— Я рад был с тобой увидеться.
Колби ехидно рассмеялся и скрылся из виду.
Тайлер задал себе вопрос, а не стоило ли ему сделать что-нибудь, чтобы Колби остался, хотя это и грозило неминуемыми осложнениями, но тут зазвонил мобильный телефон. Тайлер взглянул на номер на экране, ответил и заверил собеседника, что скоро приедет в больницу.
Он снова вышел на террасу и позвал Призрака, подождал немного, затем запер дверь. Тайлер постарался не думать о нем, понимая, что тот, кто позвонил ему из отделения интенсивной терапии, не может ждать, пока он будет искать в лесу своего пса. Тайлер сказал себе, что когда Призрак услышит, как заработал мотор машины, он прибежит сам.
Тайлер как раз проехал в ворота, когда на подъездной дорожке появился знакомый темный силуэт. Пес мчался к нему навстречу.
Призрак.
Тайлер с облегчением открыл пассажирскую дверцу, и пес запрыгнул внутрь.
— Надеюсь, я не оторвал тебя от чего-то важного?
Призрак помахал хвостом.
Тайлер почесал его между ушами, а потом нажал кнопку дистанционного управления, чтобы закрыть ворота.
— Я немного беспокоился, — признался он.
Призрак наклонил голову набок.
— Согласен, это смешно. Но к нам приходил Колби.
Пес вздохнул.
— Да, я почувствовал то же самое.
К тому моменту, когда он добрался до поворота, размышляя о визите Колби и предстоящей работе, Тайлер забыл о вспышке света, тишине в лесу и о том, что Призрак вернулся не сразу, что было необычно.
ГЛАВА 3
Гарри Уильямс умирал и знал это. Он не боялся смерти, но сражался с ней изо всех сил, которых оставалось все меньше. Если бы ему так отчаянно не хотелось поговорить с женой Кэтрин, всего один раз, он бы не стал сопротивляться и сдался на волю течения, тянущего за собой его душу.
Вот уже много дней Гарри лежал в мире мрака, не в силах пошевелиться или что-то сказать. Он находился в коме, в ловушке тела, которое не желало подчиняться. Он все слышал, но не мог ответить — даже поднять палец или опустить веки. Он пытался. Если бы достаточно было одной силы воли, он бы уже вернулся к семье, окружающей его сейчас.
Но Гарри не мог. Он упал с крыши своего дома, когда пытался приделать спутниковую тарелку, став жертвой несчастного случая, который в бесконечном море окутанных мраком часов научился принимать таким, каким он и был: глупым, но безвозвратным происшествием. Гарри знал, что никогда не поправится, — он получил травмы, несовместимые с жизнью.
Он смирился с тем, что ему суждено расстаться с любимыми людьми, но не был готов уйти. Пока нет.
Кэтрин и дети, его родители, брат и сестра горевали о нем, уже скучали по нему. По просьбе его семьи — да благословит их Бог за то, что они выполнили его волю, — Гарри отключили от респиратора и трубки, через которую поступали питательные смеси. Он знал об этом. Гарри Уильямс больше не испытывал физической боли и тем не менее отчаянно страдал.
Он должен был кое-что сказать. И не «я люблю вас», как могли бы предположить многие. Кэтрин знала это, а он был уверен во взаимности. Если бы у него и были какие-то сомнения на этот счет, произнесенные шепотом молитвы у его постели рассеяли бы их. Нет, их любовь теперь стала больше, чем высказанные вслух слова, она проникла в их сущность или даже глубже. Дети… Он понимал, что не узнает, какими они станут в будущем, но это не печалило его. Он чувствовал спокойную уверенность человека, сделавшего все, что в его силах, чтобы быть хорошим отцом.
Ему не требовалось просить прощения — он простил всех, а также попросил и получил прощение для себя. Это он тоже знал. Нет, важное сообщение, которое он хотел передать Кэтрин, было вполне земным: местонахождение спрятанного им офисного сейфа и шифр к нему.
