Начинала украдкой плакать.
— Не реветь! — строго сказала тётя. — Купила арбуз, вон, идёт. Никуда не денется твоя мама.
Но мамы не было.
Мимо проходили люди.
Прошли длинной вереницей цыгане. Все завертелось, закружилось, как карусель.
Один мужчина остановился возле нас, положил руку на верхнюю полку и обратился к тёте:
— Можно здесь я чуть-чуть отдохну?
— Билеты надо покупать! Занято. — Сердито пробубнила тётя.
— Отдыхайте! — послышался голос мамы за спиной мужчины.
У меня сердце чуть не лопнуло, как воздушный шарик.
Мужчина обернулся и, горячо поблагодарив её, прибавил:
— Мы через две станции сойдём.
Арбуз был большой, блестящий, но тёплый. Несмотря на это, всем понравился.
Мама угостила и мужчину, который охотно спустился и привел девочку, мою ровесницу.
— Ада, смотри, ты не только поешь арбуз, но и с подругой познакомишься.
Ада была весьма общительной. От нее мы узнали, когда её папа после арбуза полез к себе на верхнюю полку и тут же захрапел, что он глава всех цыган и его зовут Барон.
Она мне подарила браслетик.
У меня ничего не было, кроме резинового крокодильчика.
Я смотрела то на маленького крокодила, то на Аду. Я и Аду очень полюбила и игрушку отдавать было жаль.
Мама прижала меня к груди и шепнула:
— Подари! Я тебе нового куплю.
— Скоро мы сойдем. — сказала Ада, любуясь игрушкой.
— Смотри, твоя дочь заплачет сейчас. — Засмеялась тётя, почти с издёвкой. — Слишком чувствительная она. Нельзя быть такой.
— И не заплачу. А вам будет плохо.
— И почему же мне будет плохо?
— Погода изменится сейчас. Поднимется сильный-сильный ветер и поезд остановится. Мы будем здесь ночевать. — Торжественно закончила я.
— Хватит сочинять! Накаркаешь! — тут же обратилась к маме, — не прошла у неё эта дурь?
Через некоторое время поезд дернулся и остановился.
Ада с папой и всей компанией шумно сошли. Не стали ждать перемен.
Мы смотрели, как качались деревья, пока горел на столбах станции свет. Я все думала об Аде. Увижу ли я её ещё раз и, если да, то когда и где.
Наш поезд простоял часа три. Мне хотелось спать, но тётя сначала недовольно бурчала, потом постепенно стала повышать голос и, в конце концов, перешла к ругани.
— Не ребёнок, а чертёнок! Надо же, накаркала! Надо же!
Маме это надоело, не выдержала и тоже повысила голос:
— Что взять с малого ребёнка? Сказала, что на ум пришло. И вы хороши! Тягаетесь с младенцем всю дорогу.
Тётя собиралась пробыть у нас всё лето, попить воды из горячих источников, подышать чистым горным воздухом. Но погостила всего неделю. Пришла срочная телеграмма. Её сына профессора неожиданно отправляли на два года в Индию.
Мы тоже за ней увязались. Мама давно собиралась повезти меня в столицу на консультацию к специалистам.
Вот и получилась такая компания.
Когда поезд тронулся, тётя потихонечку начала отходить, подобрела, достала из сумочки сережки, которые везла в подарок своей внучке и протянула мне:
— Они тебе очень к лицу будут. Бери. Бери, моя хорошая.
Серёжки, наверное, были мне очень к лицу, я это поняла по маминым взглядам.
— Только больше не каркай, как ворона, — мягко проговорила тётя- Летают ангелы, они могут сказать каждому слову «Аминь!». И хорошему, и плохому. Не всегда говори, что думаешь. Люди начнут бояться тебя. Подумают колдунья среди нас. Не каркай больше! Нашлась предсказательница! Колдунья маленькая!
Она засмеялась.
Сидя у мамы за спиной и выглядывая одним глазом, я с большим удовольствием прошипела:
— Радуйтесь! Никуда ваш профессор не уедет!
— И почему же не уедет? — насторожилась тётя, резко перестав смеяться.
— У вас кто-то сильно-сильно заболеет. Все будут плакать. И вы тоже!
— Перестань! — Толкнула меня локтем мама.
Тётя присела. Прищурилась, не глядя на нас, сказала:
— И почему ты не отдала её этим цыганам, ходила бы с ними по базарам и гадала людям. Попрошайничала. Если бы могла ходить.
Мама молча смотрела на тётю. Но её этот взгляд мне был очень хорошо знаком. Она рассердилась на тётю. Обиделась не на шутку.
Мама никому не прощала худого слова о нас, о детях ее.
Долго придется тёте вымаливать у неё прощения. О-очень долго!
Когда я стану большой
5
Нигора не поверила своим глазам. Прямо напротив вся в белом сидела бабушка!
Нигоре обе ноги, вплоть до груди, замуровали в гипс, она не могла даже сесть.
— Бабушка, — произнесла она несмело, а затем, волнуясь, во весь голос закричала-Бабушка!
А бабушка… не ответила. Как сидела, тихо улыбаясь, так и продолжала сидеть.
Послышались шарканье шлёпанцев, и в палату, зевая, вошла дежурная медсестра.
— В чём дело? Кто кричал?
— Там, — указала рукой Нигора. — Там …моя бабушка. Смотрите.
Медсестра вернулась к двери и щелкнула выключателем.
Но теперь в палате не было бабушки. Медсестра опять подошла к Нигоре и пощупала её лоб.
— Что-то не хорошее приснилось? Бредила…Ничего страшного. Успокойся, спи.
Утром палату осветило яркое солнце. Пробившийся сверху через окошко кусочек солнечного света мягко опустился на грудь Нигоры. Тоненькими ручонками она погладила это "солнышко" на одеяле. Значит, снег перестал. Сколько дней подряд снег идёт и идёт, сетовали люди. Сестренки и братишки сегодня вдоволь накатаются на санках. Потом… резвясь, бегая по двору, поиграют в снежки, заляпав друг друга снегом с ног до головы. Слепят и снеговика. Старшая сестра "вручит" снеговику лопату:
— Пусть не стоит здесь без дела! Пусть весь двор очистит от снега!
Уж посмеются сестренки и братишки. А здесь…
Окна высоко. Ни улицы, ничего не видать. Нигора на четвёртом этаже здания. Если голову еле повернет к окну, можно увидеть всего лишь кусочек неба.
— Обход! — крикнула медсестра, проходя мимо, заглянув в палату.
От этого слова у Нигоры затрепетало сердце. Сейчас в палату войдёт доктор Роза. Присядет на краешек кровати у входа, ласково обнимет рыжую Люду:
— Вчера была в универмаге, мама твоя на работе, передавала привет. Пусть не скучает, сказала она, как урву часок-другой, навещу.
Вновь обнимет Люду.
Потом…начнёт любезничать с Дурдоной, лежащей с мамой. Начнёт её обнимать и даже целовать. Довольно смеясь, мама Дурдоны, скажет доктору Розе:
— Вечером приходил наш папа, вы должны заглянуть к нему в мясной отдел…
Наконец черед доходит до Нигоры:
— Я же тебя выписала! До сих пор лежишь?! — спросит недовольно. — Вернешься через два месяца, снимем гипс.
Вот тогда… Она вспомнит последний визит доктора Фазиля:
— Ну как, солнце моё, не скучаешь? Ножки не болят? — тщательно осмотрев её, внимательно прочитал историю болезни-Учитывая, что ты у нас издалека, я не посчитал тебя нужным выписывать.
Тогда
