минуту должна была прийти мама, и придется во всем ей признаться.
«Если бы я наперед знал, что так будет», — обычно говорят в таких случаях. Но, увы, заранее никогда ничего не известно. Хотя, может, взрослые что-то знают, недаром они любят повторять: «Почему ты не послушался, когда тебя предупреждали? Заранее было известно, чем это кончится».
Иногда они бывают правы, но чаще всего это просто хвастовство.
На свете все разное: и перья, и промокашки, и карандаши, и резинки, и учительницы.
Одна промокашка, к примеру, промокает хорошо, а другая — плохо. Бывают резинки, которые стирают так, что ничего не заметно, а другие только пачкают. Есть карандаши твердые и мягкие. Одно перышко пишет тонко, другое — толсто, и вообще они разных видов и номеров. И тетради бывают обыкновенные и общие, из хорошей бумаги и такой, на которой чернила расплываются, в перо попадает волоконце — и получается клякса. Есть тетрадки в клетку, есть в линейку, а еще — для рисования.
И учительницы тоже разные: одна преподает арифметику, другая — рисование, одна — маленького роста, а другая — высокая, одна — толстая, другая— худая. Но важно не это. Гораздо важней, что они бывают веселые и сердитые. Одна покричит-по-кричит, и тем дело и кончится, другая не ругает, а сразу вызывает родителей. С учительницами так же, как с перьями: одному нравится эта, другому — та.
Прошлогодняя учительница, которая заболела и больше в их школе не преподает, была какая-то странная. Может, и не злая, но к нему — это уж точно! — относилась несправедливо. Из-за нее Джек за два года немало натерпелся.
Началось все с пустяков.
Джек в начале года сел за первую парту. Как всегда после каникул, ребята шумели на уроке. Учительница рассердилась и поставила троих в угол. Тот день вообще был невезучий. Началось все с того, что один мальчик принес в класс щенка, больного лишаем, ну и, конечно, разразился скандал. Кто-то во время урока завтракал, у кого-то не оказалось запасного перышка, и он вертелся и разговаривал. На перемене изрисовали мелом доску, но что еще хуже — оторвали ремешок у сумочки учительницы. Она на минутку вышла из класса и оставила сумочку на столе, а ребята стали вырывать ее друг у друга, и ремешок лопнул.
Но Джек в этом не участвовал.
— Что это такое, я вас спрашиваю! — кричала учительница. — Смотрите, чтобы это было в первый и последний раз!
И ведут себя учительницы по-разному. Когда в классе шумят, одна говорит: «Терпенья моего больше нет!» Другая: «У меня голова трещит». Третья: «Голос сорвала, а им хоть бы что!»
Или: «Как вам не стыдно?!»
Или: «Сейчас вы у меня получите по рукам!»
В тот раз учительница велела дать ей книжку. Джек сидел ближе других и протянул свою. А она давай стучать по ней кулаком. Колотила с такой силой, что Джек не выдержал — встал и вежливо сказал:
— Пожалуйста, не стучите так — книжка порвется.
Долго не мог понять Джек, почему она на него рассердилась. И только много позже уразумел: учительницы не любят, когда им делают замечания, даже самым вежливым тоном.
Она швырнула ему книгу со словами:
— Больше мне никогда ничего не давай, понял?
Джек очень огорчился. Но это было еще только начало. Через несколько дней учительница велела Джеку дать Бетти свой учебник. А она загнула угол страницы и вдобавок посадила на обложке две большие кляксы. К счастью, книжка была обернута в газету.
В это время была безработица. Многие фабрики закрылись, другие работали только три дня в неделю. Отец Джека оказался в таком же положении, как и другие рабочие. И Джек остался бы без учебников, если бы не купил крестный. Отец наказал ему беречь книги, и Джек обещал держать их в образцовом порядке. А тут на тебе: сразу две кляксы!
Но и это еще не все. В том году из-за безработицы многие дети не имели учебников, и учительница даже отсылала их домой. И вот как-то она сказала Джеку, чтобы он дал Вильсону свою книжку. Но, наученный горьким опытом, он отказался.
Тогда Вильсон стал вырывать у него из рук книгу, будто она его. И Джек расплакался, хотя он не из плаксивых. Плакать вообще стыдно, тем более при девчонках.
Учительница назвала его жадиной, плохим товарищем. И еще сказала: «Богатые должны помогать бедным». Как будто Фултоны живут лучше Вильсонов. Она еще много чего говорила, но Джек не слышал, потому что, когда на человека кричат, слова перестают до него доходить. А кончила она так: «Вот вырастешь, и никто не будет тебя любить».
С этого дня Джек заметил, что учительница его недолюбливает. Вроде бы прямо не выказывает этого, но все равно чувствуется. И Джек перестал поднимать руку, пожалел, что сел за первую парту, и вообще по утрам нехотя шел в школу, а дома о школе больше не рассказывал.
Но вот, по мнению Джека, подвернулся случай доказать учительнице, что он хороший товарищ и это неправда, будто его никто не будет любить, когда он вырастет.
У Пила перед диктантом сломалось перо, и он не знал, как быть. А у Джека было запасное, и тут-то он и решил показать, какой он отзывчивый и добрый.
— Возьми мое, — сказал он Пилу. — А завтра вернешь такое же.
Ну что плохого в его словах? Ведь он хотел как лучше, хотя и шел на риск, потому что у него у самого перо могло сломаться. И вообще Пил способен не вернуть перо или подсунуть старое и не такое, каким любит писать Джек.
Иной раз одолжишь что-нибудь, а тебе потом говорят: «Чего пристал? Катись, пока цел, не то как врежу!»
Или: «А кто тебя просил давать?»
Итак, учительница опять рассердилась на Джека и не позволила Пилу взять перо. И ни он, ни Пил так и не поняли почему.
Насмешник Фил скорчил уморительную гримасу и, передразнивая учительницу, сказал:
— То-ва-ри-щес-тво! — и прибавил: — У нее такой пунктик.
Джек никогда бы так не сказал про учительницу. И вообще он не одобрял дурацкие шуточки Фила. А сейчас ему и вовсе было не до смеха.
Пил огорчился, что Джеку досталось из-за него. И первый заговорил с ним. В тот день они вместе возвращались из школы домой. И с тех пор сошлись ближе и стали почти друзьями.
После того как учительница дала понять, что считает Джека торгашом и чуть ли не мошенником, он стал избегать товарищей. Прямо
