до обеда знали, что боевики требуют переговоров. Заложница Лариса Мамитова между 11 и 12 часами дня вынесла из школы записку от террористов с требованием переговоров.
В записке говорилось, что за каждого своего убитого боевики будут убивать по 50 заложников. За раненого – 10 заложников. За отключение света и сотовой связи – 10 заложников. В записке был указан их телефон.
Но официальная версия гласила, что боевики ничего не требуют.
Кадр из видеозаписи с линейки перед школой. Позднее на эту же камеру будут снимать происходящее внутри после захвата
В это время в школе уже начали убивать людей.
Из показаний потерпевшей Людмилы Дзгоевой:
– А какая обстановка была в зале?
– В зале было очень много людей. Как только боевики зашли в зал, они начали затыкать людей. Один из боевиков подошел к Бетрозову, сказал, на колени и расстрелял.
– Сколько времени прошло с момента, как боевики ворвались в школу, до расстрела Бетрозова?
– Полчаса.
– Когда он его расстрелял, он это как-то аргументировал?
– Чтобы другие боялись[3].
В течение дня со стороны школы раздавались выстрелы. Позже выяснится, что в первый день террористы выбрали самых крепких мужчин среди заложников и заставили их баррикадировать партами окна – а потом почти всех расстреляли. Когда штабисты связались с боевиками, некто с позывным «Шахид» сообщил, что заложники расстреляны, потому что штаб не выходил на переговоры с террористами. Уже стемнело, как со стороны школы раздался глухой протяжный хлопок. Женщина рядом со мной заплакала.
Из опроса потерпевшей Аллы Ханаевой в Верховном суде Северной Осетии:
– Как долго она стояла, шахидка?
– Шахидка стояла где-то часов до 10 вечера. Между 9 и 10 часами вечера. Потом ее уже не было, ни одной, ни второй. […]
– Что с ними случилось?
– Потом уже нас не пускали в туалет, нас выводили в класс. Я пошла своего ребенка, сына, вывести в класс, уже вечером, где-то вот в это время, между 9 и 10 часами. Там маленький коридорчик был, школьный коридор. […] Выходя оттуда, ведя своего ребенка, я услышала какой-то спор. Этот спор был между женщиной и мужчиной, то есть, повернув голову, я увидела, что [он ударил. – Ред.] шахидку прикладом автомата, я думаю, что это был их главарь, он был в тюбетейке, шел между ними какой-то спор. Я единственное, что слышала, она сказала русским языком, на русском языке без акцента, она кричала, что нет, нет, я не буду, вы сказали, что отдел милиции. Эти слова я четко помню. После того как мы вернулись в зал, мы услышали, сильный был взрыв. […] После меня женщины, тоже выходившие и заходившие в туалет, […] сказали, что одну шахидку подорвали, кто-то видел, а вторая вот погибла от осколков. Рядом она стояла. […]
– А подорвал кто?
– Наверное, главарь[4].
Поздно вечером пошел сильный ливень. Вода, лившаяся с неба, казалась непробиваемой стеной. В эту ночь в Беслане никто не спал. Люди не уходили домой, а прятались под козырьками магазинов и в ближайших подъездах. В штабе по оказанию психологической помощи работали врачи и психологи. Врачи разливали корвалол и валерьянку. Психологи разговаривали с людьми, но желающих поговорить было немного. Молодая женщина плакала, а психолог спрашивал ее, чего она боится[5].
– Я боюсь, что их убьют, – плакала женщина, зажимая рот носовым платком.
Я подумала, что эта женщина очень сильная. Потому что вот так честно сказать о своем страхе сможет не каждый.
– Не бойтесь, – говорил ей психолог. – Этого не произойдет.
– Откуда вы знаете? – спрашивала она с надеждой.
Он, конечно, ничего не знал. Но здесь все надеялись. Женщина, которую звали Тамарой, сказала мне, что террористы не станут трогать детей – в конце концов, и у них есть дети. Сестра Тамары говорила, что если президент Дзасохов выйдет к народу, а потом пойдет на переговоры к террористам, то его послушают. На Дзасохова было очень много надежд.
Позже я узнала, что Дзасохов действительно настаивал на переговорах, чем раздражал военных. Во второй половине дня в Беслан прилетели бойцы «Альфы» и «Вымпела», а с ними на борту находился генерал Владимир Проничев – первый заместитель директора ФСБ России, который сразу же направился в Беслан. Предположительно, другой замглавы ФСБ генерал Анисимов, прилетевший тем же бортом, направился в штаб 58-й армии. Под размещение спецназа выделили здание профтехучилища № 8, расположенного рядом со школой.
Сразу после приезда московских генералов ситуация изменилась. Дзасохов полностью потерял влияние в оперативном штабе, а переговорный процесс, по сути, был обречен. Но люди на площади у Дома культуры этого не знали, и я тоже узнала об этом спустя много месяцев. Долгое время я думала, что террористы действительно не выдвигали требований. И если бы не судебный процесс над выжившим боевиком Кулаевым, думаю, эта информация так и осталась бы скрытой.
Около полуночи, падая от усталости, я пошла в бесланскую гостиницу, забитую журналистами. Все комнаты были заняты, кроме одной – в ней не было кроватей, но мне дали толстое одеяло, на котором можно было спать. Не помню, кто именно, но кто-то из коллег уступил мне свою кровать, а сам лег на полу. Я рухнула на нее и мгновенно отключилась, а через час или два проснулась от шума. Журналист телекомпании «Аль-Алам» Абдула Иса после короткого звонка на мобильник стал куда-то собираться, это вызвало оживление в гостинице. «Они предлагают мне пойти на переговоры, – сказал нам Абдула. – Они хотят иностранца. Мне звонили из МИДа, сейчас за мной пришлют машину». Чья была идея отправить к боевикам на переговоры арабского журналиста, не знаю. Сам Абдула говорил нам, что журналиста потребовали террористы. Но по какой-то причине он к ним так и не попал. Через два часа он рассказал, что ждал в оперативном штабе, пока «представитель штаба» говорил с террористами по телефону. По словам журналиста, стороны не договорились, разговор прервался, а потом террористы отключили телефон.
Первые часы после захвата. Боевик минирует помещение спортзала школы
В эту ночь надежды Беслана на быстрое освобождение заложников рухнули. Представители оперативного штаба собрали людей в зале Дома культуры и объяснили, что «процесс будет долгим и займет как минимум два-три дня». Меня туда не пустили.
Хроника среды 1 сентября 2004 года:
9:03–9:15 Группа боевиков высаживается
