на осенних деревьях. Киселёвская разблокировала дверь и отдала Семьдесят Первому ключ. Клон попытался схватить её за руку, но она отпрыгнула от него, как от прокажённого.
— Лучше не трогай меня. Не рискуй, — нахмурилась она. — Запоминай всё, что я тебе скажу. Это твоя инструкция, которой ты должен придерживаться при любом раскладе. Из-за тревоги в какой-то момент прилетит подмога. Ты должен предупредить их, что входить на станцию без защитных костюмов опасно. Заражённые могут захватить корабль и улететь на Землю. Твоя вторая задача: выжить. Ты можешь… понадобиться для исследований. Поможешь нашим справиться с потенциальной угрозой. А твоя защитная реакция на вещество откроет новые способы лечения с болезнями. Надеюсь на это. Надеюсь, всё это не зря.
Из глаз Киселёвской всё ещё текли красные реки. Семьдесят Первый подорвался было подойти, но она жестом его остановила.
— Я как главная исследовательница центра приказываю тебе. Так что не вздумай ослушаться и помогать мне и кому-либо ещё на этой станции. Слишком поздно.
Из ноздрей Киселёвской полезли маленькие белые прутики. Она это почувствовала, поэтому тут же прикрыла нос. Киселёвская коротко посмотрела Семьдесят Первому в глаза и, больше и словом с ним не обмолвившись, ушла прочь дальше по коридору. Оставила за собой только кровавый след и холод в сердце клона от своего печального прощального взгляда.
*
Доктор Второй взглянул на входную дверь. Никто в неё не ломился, шума не было слышно. В кабинете достаточно спокойно и тихо, даже слишком спокойно для погибающей в хаосе безумия станции. Доктор нервно постучал пальцами по столу и холодно посмотрел на Семьдесят Первого.
— Значит, из живых мы теперь одни? А у вас в теле опасное инопланетное вещество, с любовью переданное дочерью отцу?
— Всё так.
— А вы не думали, что организм из амулета Бурьянова просто использует вас? Вы живы только потому, что стали главным хозяином. А все остальные — лишь личинки этой, скажем, пчелиной матки. Как считаете? Подумайте, Семьдесят Первый, откройте наконец-то глаза.
Семьдесят Первый ощупал своё лицо. Оно было пусть и холодным, но сухим — ни слезинки. Клон огляделся, надеясь найти в кабинете хоть что-то, что могло ему объяснить обеспокоенность доктора.
— Не понимаю, к чему это всё? Так вы мне поможете, док? Поможете?
Доктор неожиданно улыбнулся, а его кожа вдруг посерела. Некогда пухлые и розовые щёки провалились, отчего скулы стали острее ножа. Чёрные волосы посыпались на стол, нос отвалился и упал на колени. Зрачки доктора побели, а из ушей потекла гниль. И он всё продолжал улыбаться — своими тонюсенькими, иссохшими губами.
В груди Семьдесят Первого вспыхнула тревога, охватившая сердце ледяным пламенем. Руки вновь затряслись, а горло наполнилось жгучей горечью.
— Крепкий сосуд, — доктор заговорил металлическим голосом. Язык был не знаком Семьдесят Первому, но почему-то он понимал его, — какой крепкий сосуд. Замечательно.
От страха Семьдесят Первый зажмурился. В темноте вспыхнули картинки с незнакомыми воспоминаниями. Клон пережил этот момент не единожды, но раньше всё было по-другому. Никакого амулета Маруси. Киселёвская и Бурьянов втайне от начальства уговорили группу других исследователей не проходить очистку и пронести лунный липкий организм на станцию — тогда и началось заражение. Снова вспышка — перед глазами клона пронеслись новые события. И в карусели сюжетов повреждённого мозга он пытался выхватить правду, как всё было на самом деле.
Клон открыл глаза и захотел закричать. Но не смог — во рту торчала толстая белая трубка с пульсирующими красными венами. Клон осмотрелся и обнаружил, что он висит высоко над столом в кабинете доктора. Его ноги и руки стягивали трубки поменьше, которые росли из него самого. Концы трубок присосались к стенам, и клон — подобно Витрувианскому человеку — висел над полом с раскинутыми руками и ногами. Как муха, попавшаяся в паутину.
— Повторяю ещё раз, — в приёмнике на столе прозвучал шипящий голос. Клон посмотрел на прибор и увидел у стола на полу иссохший труп доктора, — производим состыковку. Будьте внимательны.
Семьдесят Первый судорожно принялся вырываться из крепких узлов, но всё безуспешно. Он кричал, но крик заглатывала висящая из глотки трубка. Клон взглянул вниз и увидел, что дверь в кабинет уже была вырвана. В дверном проёме образовалась кучка из человеческих прогнивших останков и обглоданных костей. А у стола бездвижно стояли мёртвые тела, вместо голов которых извивались белые трубки. В этой толпе Семьдесят Первый узнал белую форму с бейджиком «Доктор Киселёвская».
Клон визжал, дёргался и беспомощно слушал, как спасительный корабль состыкуется со станцией. Его глаза чуть не повылезали из орбит, когда в коридоре послышались топот тяжелых сапог, автоматные очереди и истошные вопли. С каждым движением клона трубки на руках и ногах стягивались всё крепче, оставляя мухе всё меньше шансов на побег. А когда трубка во рту вдруг начала извиваться, по телу разлилось упоительное тепло. Глаза Семьдесят Первого в один миг закрылись, и приглушённые крики обратились страшным, но смутным кошмаром.
*
В ушах зазвенело. Семьдесят Первый поморщился от ослепляющего света кабинета. Он ощутил неприятный зуд на руках. Точнее, на единственной руке, которая у него осталась после бесчеловечных экспериментов доктора Киселёвской. Клон терпел, не хотел раньше времени обращать внимание дока на красные круглые пятна.
— Что ж, присаживайтесь, — голос доктора казался мягким, успокаивающим. — Много проблем от вас было, Семьдесят Первый. Не так ли?
— Есть такое.
