на мелкие осколки.
— Это всё он! — лицо Бурьянова утопало в крови, а один глаз уже почти полностью вытек, но Семьдесят Первый всё равно ощущал на себе жжение от его взгляда. — Он принёс эту дрянь! Клон ненавидит нас, хочет истребить! Убейте его!
У Семьдесят Первого затряслись руки и застучали зубы. Киселёвская сразу это заметила, но поворачиваться к клону не стала — неотрывно следила за тем, как глаз сползает по щеке Бурьянова, пока тот что-то яростно объясняет уже вновь на непонятном языке.
— У тебя тремор, — она была пугающе холодна и спокойна, — как я и думала. Передаётся при близком контакте.
— Неужели это всё я? — Семьдесят Первый злился, то ли на себя, то ли на всю вселенную. — Я же прошёл очистку. Нет, не верю, это всё он. Подцепил гадость какую на Луне-17.
— Не думаю, — Киселёвская посмотрела себе под ноги, — на самом деле он не выходил сегодня наружу. А медальон на его шее… Пару часов назад мне показалось, что медальон уменьшился. А теперь его вовсе нет. На нём просто… верёвочка. Медальон ему подарила дочь — совсем недавно, из камня, который она нашла во дворе дома после метеоритного дождя. Полагаю, в атмосфере Земли вещество затвердело. А здесь оно размякло, развилось и проникло в его организм.
Бурьянова пытались оторвать от двери санитары. Но он как намертво приклеился. Свирепо смотрел на Семьдесят Первого единственным глазом, который под давлением невиданной силы постепенно выталкивался из черепа. А клон глядел на него и вспоминал, как буквально вчера инженер хвастался своей доброй и внимательной дочерью. Он не знал, кусок метеорита это был, ещё какое вещество или просто камень из земли, но понимал — дочери амулет казался особенным. Клон же считал, что камнем Маруся хотела привлечь внимание отца — чтобы он остался дома и помог ей разобраться в вещице. Но Бурьянов просто просверлил дырку в камне, проделал в неё верёвку и улетел.
— Значит, — Семьдесят Первый тщетно пытался унять тремор, — это вещество отсюда, с Луны-17?
— Необязательно. Просто нами ещё не исследованный живой металл, который без должной защиты твердеет на нашей планете. На планете, где можно попить чай… Буду скучать по ней. По чаю. Собакам. Книгам.
— Вы о чём?
— Должна тебе признаться. Инженер Бурьянов был со мной, поэтому я точно знаю, что подцепить заразу на Луне-17 он не мог. Мы… несколько больше, чем просто коллеги.
Киселёвская, наконец, повернулась к клону. В её покрасневших глазах полопались сосуды, а по щекам текли кровавые слёзы. У клона от ужаса отвисла челюсть.
Тут Бурьянова за окошком затрясло. По щеке сполз второй глаз, а из багровых глазниц выскочили маленькие белые трубки, испещрённые красными пульсирующими венками. Такие же трубки, но поменьше вылезли из глотки инженера, а затем пучки этих тварей взрывом возникли из ушей и ноздрей. Они извивались, как маленькие осьминоги с трубками вместо щупалец. Трубки стремительно росли, расширялись, а голова Бурьянова раздувалась.
И не прошло и минуты после появления первых трубок, как голова Бурьянова лопнула, а вместо неё возник рой из белых трубок с красными венками. Тело инженера обмякло, его руки болтались мёртвым грузом, однако ноги послушно держали разрастающееся инопланетными соцветиями тело.
Санитары и доктора, испугавшись, попытались спрятаться по углам, но трубки — как живые и разумные существа — выследили и настигли каждого. Они присасывались к лицам и выкачивали жизненную энергию. Отлепившись, трубки оставляли на лицах кусты своих маленьких копий. Некоторые трубки яростно отрывали лица жертв, и в кровавом месиве кусты росли только быстрее. Во все стороны разлетались кровавые ошмётки, а белые прутики уже тянулись к двери. По стенам скользнула рябь, а дверь затрясло. По коридорам космической станции волнами полились кричащие звуки сигнала тревоги.
3
— И что же потом? — доктор Второй от волнения вцепился за края стола и навис над ним. Казалось, хотел прыгнуть в рот Семьдесят Первому и быть им проглоченным, чтобы поскорее нарыть в его теле развязку.
— Вас же вроде интересует, как распространяется зараза? Чтобы понять, как её остановить. Всё правильно понимаю?
— Да, верно, — доктор сложил перед собой руки и глубоко вздохнул, — итак… Значит, первые признаки были у всех. Причём, вспышка проходила довольно быстро. Но не у вас. Так?
— Нет. Вы меня не слушаете! — Семьдесят Первый ударил кулаком по столу. — Говорю же, у меня тремор был. И чем это вам не признак? — клон кивнул на свою руку.
— Действительно… — доктор внимательно посмотрел на круглые пятна на руках клона и непроизвольно отодвинулся подальше, будто зараза могла передаться просто по воздуху. — Но почему же вещество из амулета пощадило именно вас?
— Киселёвская по тремору поняла, что со мной что-то не так. И она сказала, что мой организм не даёт заразе охватить тело. Я чувствовал, как нечто ползает под кожей. Пытается пробраться наружу. По станции активно распространялся вирус. Но я, похоже, прочнее всех. Голова оставалась целёхонькой, а тварь оказалась заложником моего тела.
Пункт 3. Распространение
Они бежали по мигающему красными огнями коридору. Киселёвская вытирала платком кровь с глаз и то и дело покашливала, отхаркивая ещё больше крови. Семьдесят Первый обеспокоенно поглядывал на неё, но — не в силах исправить ситуацию — продолжал бежать. Пробегали мимо капсул, из которых исходили громыхания и крики. Но даже самые жалостливые стоны их не останавливали.
Затормозили Семьдесят Первый и Киселёвская у двери в главный кабинет доктора Седовского. Каждый свой короткий визит он располагался именно здесь, поскольку в этом помещении самые прочные стены, шумоизоляция и сильная защита. И в главном кабинете доктора покоился его основной клон. Киселёвская достала электронный ключ, который Седовский доверял только ей. Она взглянула через плечо вглубь коридора — пока ещё пустого — и посмотрела своими кровавыми глазами на клона.
— Послушай, — она была всё ещё пугающе спокойной, как если бы ждала этого часа всю свою жизнь, — ты давай иди. Закройся. Я постараюсь увести их. Дверь прочная, но кто знает, насколько сильны эти твари.
— Нет! Нужно держаться вместе.
— Посмотри на мои глаза.
— Но я же всё равно тоже что-то подцепил.
— Ты отличаешься. Возможно, спустя семьдесят регенераций твой организм стал более устойчивым. Ты прости, но мы же использовали тебя для самых опасных заданий… Быть может, эта дрянь хочет захватить наши тела и использовать их как сосуды, чтобы спокойно перемещаться по Земле. Ты же стал для неё тюрьмой.
В коридоре послышался странный звук. Будто шелест сотни тысяч сухих листьев
