не соблюдаю посты, но тут вынужденно говела, потому что выпечкой заниматься было некогда. Мы питались лишь кашей да жидким супчиком.
Стоило мне отойти от супружеского ложа, Акакий сотрясал спальню загробными воплями с подвыванием и утробным рыком, словно из него изгоняют дьявола и прижигают ему пятки раскалённым железом: "Жупердилья-а-а! Жупа-а-а! А-а-а!"
Кажется, я ещё сильнее возненавидела своё и без того худшее на свете имя. Эти вопли до сих пор слышатся мне во снах.
Спали мы с открытыми окнами, чтобы вся округа слышала, какие страсти у нас кипят по ночам. А если серьёзно, то в спальне буквально было нечем дышать. От умирающего разило миазмами.
Чтобы не свихнуться, я представляла, что ухаживаю за большим пупсом, и от извращений моей, безусловно, богатой фантазии становилось легче.
«Раз ложечку каши в беззубый ротик, два ложечку и вытираем слюнявчиком. Вот и молодец, вот и хороший мальчик!» – проговаривала я.
Познать, что такое опираться на сильное мужское плечо, мне так и не довелось, но разве в семнадцать лет об этом думается?
Когда Акакий скончался, я лично разобрала и сожгла кровать, на которой он провёл последние дни, и приобрела взамен другую, тоже широкую и полную надежд, что хоть ей повезёт задорно поскрипеть ночами.
А что? Я девица молодая, темпераментная. Почему бы и да?
***
Дом от Акакия мне достался небольшой, но добротный.
После похорон я выгнала взашей ленивых слуг и принялась следить за хозяйством сама. И в один прекрасный день нашла в кладовке у покойного мужа пакетик с семенами марьванны.
Если бог есть, то он велел мне выращивать травку!
Благо, в саду у Акакия много укромных уголков. Можно и свёклу выращивать, и сливы на наливочку, и коноплю. Не верится, что всё это наследство – моё!
Подозреваю, что Гова всё же существует. Это не точно, но вполне возможно. Ибо как так вышло, что дом моего покойного супруга идеален для меня и моих тайных желаний?
Даже подвал будто бы создан для зимнего выращивания в нём травки и последующей обработки. Даже лампы, вытяжка и сушилка есть. Совпадение? – не думаю.
Естественно, в маменькин дом я не вернулась и превратилась в сильную и независимую хозяйку своего мирка.
С тех пор как я изготовила первую партию своего личного кайфа, жизнь пошла на лад: меня приняли в Институт культуры и языков (сокращённо ИКиЯ).
Я попала на факультет культурологии (спасибо маман, благодаря которой я разве что не наизусть знала все профильные издания, историю и фольклор), а мой друг Аристарх, мечтавший о карьере всеми признанного поэтического гения, угодил в трясину факультета лингвистики. Был пацан с прибабахом, а после ИКиЯ стал шибзиком. Без обид, это я любя.
Вот уж кто обрадовался моему внезапному вдовству, так это Аристарх, ярый поклонник моих булочек.
Это совсем не то, о чём вы подумали! Я про пирожки!
***
В любом противозаконном деле человеку нужен подельник, единомышленник или вдохновитель. А так как мне не из кого было выбирать, я решила завербовать Аристарха Душнявского.
Друг в последнее время зачастил ко мне в гости. Он, конечно, чудик в своём извечном коричневом костюме-тройке в мелкую чёрную клеточку, но от безобидного способа расширить сознание точно не откажется. Во всяком случае, выпить он не дурак.
– Жупа, спасай! – ворвался ко мне в дом друг.
Тогда мы оба учились на втором курсе, но общие пары у нас ставили не так уж часто, поэтому задушевные беседы переносились ко мне домой.
– Может, лучше ты меня? Прославишься, заработаешь кучу денег и наймёшь мне лучшего в Роиссе[1] пластического хирурга, – в шутку предложила ему.
– Я не смогу тебя спасти, если умру от голода, – и развёл руками, в которых не принёс даже самых банальных сушек, ванильных сухарей или крекера «рыбка». Жлоб!
– Что с тобой делать, – уже привычно вздохнула я и прошествовала на кухню. – А не боишься, что тебе припишут роман со мной? Сплетни поползут...
– Я бунтарь по жизни, – заявил Аристарх. Надо же, раньше он трясся, что кто-то прознает о нашем знакомстве.
– Ага, – фыркнула я. – И булочку утреннюю ты ешь по вечерам!
– Ну, да, – кивнул. Про булочку он сам хвастался мне. – А ещё я написал матерное стихотворение.
– Да-а-а?
А вот это уже интересно...
– Но я тебе его не прочту, – заявил манерно и оправил свою и без того прямо сидящую жилетку.
– А я тебе супа не налью! – пригрозила, чтоб не наглел. – Он у меня сегодня кремовый, с шампиньонами.
– Ладно-ладно, прочту позже! Стихотворение ещё сырое, я его не закончил.
– Давай как есть. Покажи, какой ты бунтарь.
– Ну... Я предупреждал!
Я проснусь для жизни новой
Беспросветной и херовой.
Местным фриком прослыву я
И прославлюсь как изгой.
Жить с душевною дырой!
Вы попробовать хотите?
Эту шкуру поносите!
И тогда я стану свой.
Что это за словесное извращение? По-моему, кое-кто и без косячка достаточно косой.
– Как тебе? – задали мне вопрос, на который очень сложно ответить честно.
– Прям крик души, – натянула я улыбку и отвернулась к столешнице, чтобы положить горе-поэту пюрешки с котлетой.
Гова! Как же мне хочется косякнуть...
– Ты чего это такая загадочная? – пристально вгляделся в меня Аристарх.
– Да ничего.
– Врёшь. А ну выкладывай!
– Клянёшься молчать?
– Обижаешь! Слово лингвиста!
– Хочешь косячка курнуть?
Судя по алчному огоньку в глазах Аристарха, бунтарская натура в нём всё-таки присутствует.
– Жупочка, а давай, сделаем мне новое амплуа? Обещаю, когда прославлюсь и разбогатею, оплачу тебе хирурга! – после пятой самокрутки заявил друг.
– А давай! – радостно поддержала я его.
– Значит, план таков! Ты в меня безответно влюблена! Об этом завтра же должен узнать весь университет. Даже не так: весь город!
[1] Роисс – государство, в котором живёт Жупочка.
Не следовало мне соглашаться. Проблемами и позором это дело попахивало с самого начала. Но чего только не сделаешь ради призрачной надежды выпрямить спину. Мне было восемнадцать. В этом возрасте ещё верят в сказки.
В тот вечер две одурманенные головы додумались до ещё одной «гениальной» идеи.
– Нам нужно создать творческую группировку, – Аристарх изрёк очередную мысль и добавил: – Секретную!
– Что же мы будем делать?
– Писать обличительные стихи! Между прочим, у тебя, Жупочка, талант привлекать
