ставку с теми людьми, которые видели вас вместе с Кошкиным, когда вы шли по улице?
Он снова бросил на меня быстрый взгляд.
— Да, шел. Один раз. Рядом. Он — сам по себе, я — сам по себе.
— Вместе с ним выпивали?
Опять затяжное молчание.
— Что вы от меня хотите? — срывающимся голосом вдруг заговорил он. Казалось, что он может расплакаться.
— Я хочу, чтобы вы рассказали все, что произошло вчера ночью с вами и Кошкиным.
— Ничего не произошло, ничего, — срывающимся голосом почти кричал он. — Напился он, как свинья, и все.
— Что — все?
— И все. И больше я ничего не знаю.
— Где напился?
— Сам напился. У него была бутылка.
— Ну и что дальше?
Дальше он ушел. И все. — Панкратов отвернулся, зашмыгал носом.
— Ну, договаривайте до конца, — сказал я.
Участковый напряженно смотрел на Панкратова. У плиты застыла его жена. Панкратов вдруг заплакал, всхлипывая тоскливо и безысходно. Я жестом показал участковому, чтобы он вывел из комнаты жену Панкратова. Тот взял ее под руку, и они вместе вышли.
— Ну, так что случилось, рассказывайте.
Панкратов вытер кулаком слезы, шмыгнул носом.
— Разве это дело, когда одному все, а другому — ничего, а? Я что — не сын?
— А кто сказал, что вам — ничего? — спросил я, до конца не осознавая, о чем идет речь.
— Отец сказал — дом Петру, у него дети. Но это неправильно, я с этим не согласен.
«Почему он завел разговор о доме?» — мелькнула у меня мысль.
— По закону вы такой же наследник дома и всего имущества, как и ваш брат Петр. И если бы вы обратились, суд вам выделил бы ровно половину.
Он посмотрел на меня.
— Это — правда?
— Да, так гласит закон.
— Какой я дурак, какой я дурак! — Он ударял себя кулаком по лбу.
— А что случилось?
Он поднял на меня глаза, посмотрел некоторое время, затем опустил взгляд, но ничего не ответил. Молчание затягивалось.
— Но вернемся к Кошкину. Что вы с ним делали вчера ночью?
Панкратов смотрел на меня прямым, каким-то просветленным взглядом.
— Сгорел он. — Панкратов выругался, наклонил голову, зашмыгал носом.
— Как сгорел? — спросил я.
— Вместе с домом. Черт нас понес туда, — вытирая слезы рукой, говорил он. — Не хотел я поджигать дом. Но как-то так получилось, по пьянке. Сухорукий, то есть Кошкин сказал — не видать тебе дома, как своих ушей. Петькин он. Мне стало обидно. Думаю, пусть лучше никому не достанется. Мы вроде ночевать там хотели, на чердак забрались. А меня вот здесь… — Он показал рукой на грудь. — Словно черт зудит и зудит: не твой это дом, не твой. Обозлился я, поджигай, говорю Кошкину. Тот и поджег. Сено вспыхнуло сразу. Потом уж хотели потушить, но где там! Кошкин упал. Я хотел его вытащить. Потянул за ноги. Стащил сапог. Сам чуть не задохся, а он — как бревно, ни с места. Выскочил и убежал. Черт попутал. Судите меня. Виноват я — родительский дом спалил. — Он смотрел на меня мокрыми жалкими глазами, растирая по лицу слезы. — Водка виновата.
«И незнание закона», — подумал я.
Проведенная экспертиза установила, что отпечатки пальцев на уцелевшем сапоге Кошкина оставлены Панкратовым Василием.
Вскоре состоялся суд. Панкратов был приговорен к лишению свободы.
СЛЕДЫ ЗА ЗАБОРОМ
(Рассказ следователя Сазонова)
Женщина была очень взволнована. Она смотрела испуганно и непрерывно поправляла головной платок.
— Понимаете, я, как всегда, рано утром шла на ферму доить коров мимо нашего магазина. Обычно сторож Егорыч стоял у ворот, здоровался, интересовался, как дела. Иногда мы с ним разговаривали. Он рассказывал, что в магазин поступило, какие товары ожидаются. Сегодня его не было. А ворота — открыты. Я заглянула во двор и увидела, что он сидит в углу между складом и забором. Я крикнула: ты чего, мол, там? Он молчит. Я посмотрела внимательно, вижу, руки у него за спиной связаны. Я очень испугалась. На улице — никого. Не помню, как к бригадиру добежала. Рассказала ему все. Он меня спросил, посмотрела ли я, что с ним. А я говорю: нет, испугалась. Он быстро оделся, и мы вместе пошли. Пришли к складу, зашли во двор. Только бригадир тронул за плечо Егорыча, тот и упал. А глаза у него — стеклянные. Дверь в склад — настежь. Кража, наверное. Тут бригадир тракториста нашего, Панкова разбудил, чтобы тот поохранял магазин Егорыча, а сам к участковому побежал. Я на ферму пошла коров доить. А руки трясутся, работать не могу. — Она смотрела на меня, видимо ожидая, что я еще спрошу. Но вопросов у меня больше не было.
— Спасибо, — сказал я. — Можете быть свободны. Если потребуетесь, я вас еще приглашу.
— Пожалуйста, пожалуйста, — ответила она и, попрощавшись, вышла.
В это утро еще до начала рабочего дня мне домой позвонил прокурор района и попросил немедленно выехать на место совершения преступления. И вот я, следователь прокуратуры, вместе с инспектором уголовного розыска и экспертом прибыли на склад, опросили очевидцев, произвели осмотр. Было установлено, что во дворе магазина и склада, обнесенных забором, в углу на спине лежал сторож Шевелев Иван Егорович. Руки его были связаны. Он был мертв. Видимых повреждений тела обнаружено не было.
Около трупа на мягкой земле, слегка покрытой молодой майской травой, видны отпечатки ног человека, следы волочения тела, некоторые следы представляют собой отпечатки одних каблуков. Они значительно глубже других и расположены под углом. По-видимому, они оставлены человеком, который тащил труп сторожа. Эксперт сделал слепки всех следов.
Дверь склада распахнута. Внутри разбросаны товары, продукты. Навесной замок, на который была закрыта дверь склада, лежит на земле. Дужка его перепилена. На замке обнаружены отпечатки пальцев.
Замки, двери, окна магазина целы. Туда воры, по-видимому, не проникали. Почему обокрали только склад? Обычно лезут в магазин в надежде найти там деньги, может быть, воры знали, что на складе хранится что-то ценное, и решили украсть именно эти товары? Надо поговорить с завмагом.
Двери каморки сторожа открыты. У входа — ведро с водой. На табуретке — электроплитка, на ней — чайник. В тумбочке — маленький фарфоровый чайник с остатками заварки, стакан и чашка с отломанной ручкой, на столе — хлеб, лук, вареные яйца. Все — в нетронутом состоянии. Жена сторожа сказала, что именно эти продукты он взял с собой, уходя на работу. Следовательно, сторож ничего не ел. Почему? Не успел? Жена говорила, что он «вечерял», как она выразилась, часов в двенадцать
