Ничего с нами не произойдёт. Слышишь?!
— А почему же тогда маски выпали? — её губы дрожали, а слова путались. — А? Почему? Мы сейчас что, начнём задыхаться?
Её натурально трясло. Она оторвала от Юры свой взгляд, сделала усилие и, освободив руку от Юриной коленки, тут же безуспешно попыталась поймать ближайшую к ней маску.
— Сначала на себя, потом на ребёнка, сначала на себя… — зашептала речитативом она.
— Да потому что они всегда выпадают, когда сильно трясёт. Перестань, слышишь! Сейчас всё успокоится, и маски уберут.
Но тут самолёт затрясло уже без остановки. Рывки сменялись резкими тычками, самолёт стало бросать в глубокие воздушные ямы, как на американских горках, да так, что дыхание спёрло даже у плачущих пассажиров. Свет в салоне погас, а огоньки дорожки в проходе, наоборот, зажглись. Командир экипажа беспрерывно что-то говорил, призывая всех к спокойствию, но его уже никто не слушал. Включилась ненавязчивая пульсирующая сирена, и самолёт резко пошёл правым бортом вниз, сильно дав крена. Все вокруг, особенно женщины и дети, ещё сильнее закричали, некоторые мужчины пытались их успокоить. Кто-то, обхватив голову руками, упирался в переднее кресло, кто-то, наоборот, полностью распластался на нём, закрыв глаза и запрокинув голову назад, напряжёнными руками вцепившись в подлокотники. Кого-то рвало. От этого рвало и других. Многие молились, даже в голос. Кто-то истово и не переставая крестился, как умалишённый.
Юра накрыл собой Настю, в свою очередь, накрывшую плачущего Олега, и тоже стал молиться про себя, лишь немного шевеля губами:
«Господи! Господи! Спаси и сохрани нас! Господи! Не дай погибнуть! Господи, молю тебя, Господи… иже еси на небеси…царствие твоё, Господи».
— Ух! — не удержался от вскрика Юра, когда после очередного продолжительного броска в яму самолёт пошел в пике.
Послышался дребезжащий надрывный гул моторов. Голос командира истошно просил членов экипажа приготовиться к экстренной посадке на воду. Всеобщий крик многократно усилился. Под руками Юры затряслась вместе с самолётом наэлектризованная Настя. Он уже не мог её сдерживать.
«Ну вот и всё», — пронеслось в Юриной голове.
Слёзы сами брызнули из его глаз, а мамина фотография с памятника на кладбище возникла перед ним, отодвинув собою всё остальное.
— Господи, не убивай нас, прошу тебя, заклинаю! — увеличил он темп и громкость собственного шёпота. — Господи, прости, Господи, прости, Господи, прости меня грешного… и все явные и неявные прегрешения мои! Гос-по-ди! Мы так хотели все вместе отдохнуть на море! Так хотели, Господи! Пожалуйста! Прошу тебя! Умоляю! Хотя бы неделю ещё пожить, Гос-поди! Хотя бы пять дней всего, слышишь! Господи! Заклинаю тебя! Не убивай только!»
* * *
Юра сидел справа за рулём серебристой тойоты. За окном неспешно ползли кипрские, совсем немосковские пейзажи. Скорость была небольшой из-за постоянных поворотов и изгибов дороги. Знаки «50» быстро сменялись на «30», а потом снова — на «50». Редко, когда были участки по шестьдесят пять. На них Юра давал волю своей правой ступне. И тут же перед новым крутым изгибом дорожного полотна её осаживал, перемещая на педаль тормоза. Настя молча сидела рядом, на непривычном для него месте слева.
— Я себя чувствую, как выжатый лимон, — вдруг промолвила Настя.
— Угу, — промычал в ответ Юра, — а у меня, знаешь, что-то голова болит, — он цокнул языком, — вот здесь, пониже затылка, — и втянул голову в плечи. — Никогда не болела, а тут вдруг чего-то… — не закончил он своей фразы.
Юра посмотрел в центральное зеркало заднего вида. На заднем сиденье, развалившись и вытянув донельзя ремень безопасности, спал Олег.
«Сморило пацана», — подумал Юра, возвращая глаза к виду дороги через лобовое стекло.
— Ну и дыра — этот западный Кипр, — произнёс вслух он, — минут двадцать уже едем, а ни одной машины пока.
— Угу, — многозначительно ответила Настя.
Редкие машины всё же были здесь, но все они стояли на обочине, припаркованные возле домов. А вот двигающихся машин, как, впрочем, и людей на улице, и правда, совсем не наблюдалось. Видимо, дневной зной заставил всех их сидеть дома.
— Смотри-ка, на указателе до Помоса уже 14 километров осталось. Ну да, и навигатор почти столько же показывает. Странно, я не помню, чтобы мы проезжали Полис. А ты не помнишь? Проезжали мы его? — спросил Юра Настю.
— Полис? Нет, не помню. Наверное, я отвлеклась и не заметила знаков.
— Да, странно.
— Ой, смотри, Юр, море здесь какое красивое!
Настя повернулась к окну и стала тыкать пальцем в стекло:
— Смотри, смотри!
Юра бросил короткий взгляд влево. Потом ещё и ещё раз.
— Ага.
Ему открылся поистине потрясающий вид. После каких-то несуразных серых строений, корявых деревьев, колючего сухого кустарника, пусть даже и ярко цветущего, плантаций со всякой всячиной, которые все вместе, чередуясь, мелькали то и дело и закрывали собою море, вдруг начался бесконечно длинный, открытый взору великолепный пляж. Параллельно ему таким же длинным и прямым отрезком пошла, наконец, и дорога. Пенящиеся волны высотой где-то по колено и выше поочерёдно и как бы наперегонки друг с другом жадно набрасывались на песчаный, вперемешку с мелкой галькой, берег, оставляя после себя тёмный от влаги след. Сразу за береговой линией начинался кусок нежно-голубого цвета, а на полпути к горизонту, после чётко выраженной между ними границы — ярко-синий.
«Там, где море голубое, видимо, мелко и песок, а где синее — глубоко и дно каменистое», — подумал Юра.
Он озвучил эти свои мысли Насти.
— Отсюда и такая разница в цвете, — заключил он.
— Какая красотища, Юр!.. А у нашей виллы, между прочим, берег каменистый, а пляж и вход в воду — галька. Хорошо, что я всем взяла специальную обувь для плаванья. Ну разве я не молодец? — повернулась она лицом к мужу, улыбаясь ему во весь свой белозубый рот.
— Да-а, ты у нас молодец! — похвалил жену Юра, не отрывая глаз от дороги.
И хотя перед ним проплыл такой неожиданный знак на «80», Юра, дабы позволить жене вдоволь насладиться замечательным видом, сбавил скорость почти до сорока, предварительно убедившись, что сзади нет других машин.
Настя снова повернулась в сторону пляжа:
— Удивительно, такое шикарное место, такой суперский пляж — и ни одной гостиницы вокруг, ни одной виллы рядом. Только поля и заросли вдоль дороги.
— Посмотри, здесь даже столбы освещения — деревянные, как у нас в каком-нибудь дачном затрапезном кооперативе, — засмеялся Юра и, чуть погодя, добавил: — Насть, я думаю, это просто деньги сюда прийти не успели. На восток острова пришли, а сюда — уже нет. Что ты хочешь? Кризис. У них здесь кризис, и у нас там — тоже кризис. Нет денег
