забыли.
— Мама, я хочу попить, — некстати заныл Олег.
— Если увижу стюардессу, попрошу для него стаканчик, — сказал Насте Юра, сидящий у прохода.
— Ага, — кивнула та ему и отвернулась, обращаясь к сыну:
— Олежа, папа сейчас попросит тётю принести водички. Смотри пока в окошко. Может, откроем побольше, а?
Стюардесса, как назло, всё не появлялась. Специально поднимать руку и искать где-то там кнопку вызова не хотелось. И так мимо пройдёт, рано или поздно. В ожидании стюардессы Юра закрыл глаза. Сон медленно подкрадывался к нему и тонкими струйками эфира пытался просочиться в ноздри и уши.
Вдруг самолёт хорошенько качнуло. Воздушная яма. Такое бывает. Юра открыл глаза. Высунув в проход голову, он посмотрел в обе стороны. Все пассажиры сидели на своих местах, за исключением пяти-шести стоявших, склонившихся, видимо, над своими местами и пытавшихся тем самым разогнать кровь по жилам. Чей-то маленький ребёнок — девочка, годика два, не больше, — с голыми, одетыми в одни носочки ножками, в короткой маечке и набухшем подгузнике медленно прогуливалась по рядам. Проходя мимо пассажиров, она, осторожно улыбаясь, заглядывала им в глаза, видимо, ища кого-то. Большинство людей не замечало чудного малыша, но те же, кто ловил на себе детский, незамутнённый проблемами взгляд, сразу же забывали обо всём и расплывались в ответной широкой улыбке.
«Надо же, такая маленькая и ходит одна», — закралась мысль в голове у Юры.
«А-а, вот и её мать», — углядел он среди крайних пассажиров внимательно смотрящие за ребёнком женские глаза.
Глаза молодой симпатичной женщины также поймали на себе Юрин взгляд.
«Какие красивые, добрые и полные заботы и ласки глаза. Сразу видно, что мать», — решил Юра.
Вдруг его как ошарашило, как молнией ударило. Глаза. На контрасте он вспомнил тот взгляд старухи, что оборвала его тост на полуслове. Зловещий взгляд-сглаз. Юра вспомнил! Так же когда-то на него смотрел… да! тот котёнок. Много лет назад, в детстве. В ту роковую ночь, когда умерла мать Юры. Взгляд того котёнка ему никогда не забыть.
Это было давно. Его мать тогда болела гнойной ангиной, продолжала ходить на работу и лечилась, что называется, перенося болезнь на ногах. Ангина дала осложнение на сердце, и у мамы Юры вдобавок развился токсический шок. Как-то ночью ей стало особенно плохо. Она стала задыхаться, температура подскочила. Вызвали скорую. Юра побежал в коридор, чтобы открыть дверь врачам, когда те приедут. Внизу послышались чьи-то голоса и шаги. Он открыл дверь… и увидел: перед ним на тёмной ночной лестничной клетке, освещённой лишь светом из коридора их квартиры, на придверном коврике едва стоял, пища, маленький чёрный, как смоль, котёнок. Он был таким маленьким и так дрожал, что казалось, сейчас вот-вот упадёт. Такой милый, славный котёнок! Руки Юры сами потянулись к нему. И вдруг… котёнок посмотрел Юре прямо в глаза.
О боже! Ничего страшнее до этого Юра не видел в своей жизни. Чёрная дыра, космическая воронка без дна, пропасть колодца — сама преисподняя всем своим холодом взглянула на него. У Юры тогда тоже, как и сегодня в аэропорту, на какое-то время потемнело в глазах. Его ноги подкосились, а дрожащие руки сами стали искать стенку для опоры. Когда он пришёл в себя, котёнка уже не было — он пробежал мимо Юры и исчез в комнате матери. Юра бросился за ним. Котёнок лежал комочком у самой руки матери, свесившейся с кровати, зажмурил глаза и громко мурчал: не то как сверчок, не то как взрослая кошка.
Юра тотчас схватил котёнка за шкирку и вынес вон из квартиры. И сразу же закрыл за ним дверь. Юру всего трясло. Что это было с ним? Он терялся в догадках. И только длинный звонок заставил Юру снова прийти в себя и открыть дверь. На этот раз на пороге была бригада скорой помощи. Котёнка же и след простыл. Врач и медсестра какое-то время были в комнате с мамой, потом они помогли ей собраться и немедля увезли собой.
Больше Юра живой свою мать уже не видел. Как, впрочем, и того котёнка, что приходил к ним за несколько минут до врачей. Ни до, ни после. Ни разу. Удивительно, как он вообще смог подняться на их пятый этаж в доме без лифта. Такой маленький и такой шустрый.
Позже Юра решил, что это сама Смерть приходила к ним. В образе котёнка. Никакой тебе беззубой старухи, никакой косы за плечами. Милый пушистый пищащий котёнок — но с таким леденящим дьявольским взглядом! Смерть тогда пришла за его мамой, это точно. И он сам её впустил.
Так вот кто это был там в кафе — Смерть!
От этой своей неожиданной догадки Юра встрепенулся и весь передёрнулся.
«Да нет, не может того быть! Чепуха какая… И котёнок этот… Тьфу! Давно всё это было, и вообще — скоро Кипр, море, отдых», — он постарался расслабиться и протяжно выпустил воздух из груди.
Самолёт вдруг снова качнуло, на этот раз сильнее, чем ранее, а через миг и вовсе подбросило. Ребёнок в проходе упал и заплакал навзрыд, а взрослые стоявшие пассажиры поспешили усесться на свои места. Мать девочки в ту же секунду вскочила и бросилась поднимать своё чадо. Но самолёт снова подбросило так, что теперь упала уже она. Юра хотел было помочь им обеим подняться, но ремень не позволил ему это сделать. А вот и стюардесса тут как тут. Тонкая, как плеть, юркая и проворная, она уже поднимает мать с плачущим ребёнком и на ходу говорит другим пассажирам, что нужно занять свои места и пристегнуться.
Через громкоговоритель раздался голос командира экипажа. Он сообщал о зоне турбулентности и также просил всех пассажиров и членов экипажа немедленно занять свои места и пристегнуться. И что-то там о дверях туалетов. Самолёт опять сильно затрясло.
Все дети в салоне, как один, начали плакать в голос. И Олег, повинуясь стадному чувству, тоже затянул ту же песню. Настя стала его успокаивать. Но когда самолёт в очередной раз тряхануло так, что над головами пассажиров выпали кислородные маски, от плача не удержалась уже и она. Настя вцепилась одной рукой в спрятавшего у неё на груди свою голову и дрожащего как осиновый лист Олега, а другой — в коленку Юры.
— Юра! Юра! Что это? Мы разобьёмся? Юра, не молчи! — слова Насти стали тонуть в слезах.
— Успокойся! — резко оборвал начинающуюся истерику у жены Юра. — Слышишь меня! Успокойся, я сказал.
Она не унималась.
— Дура! Возьми себя в руки! У тебя ребёнок.
