— Как твои родители? — спросил он наконец.
— У них все прекрасно, спасибо, — ответила девушка. — Они, наверное, уже ждут меня.
— Значит, твой распорядок дня остался прежним? Время Прихода «и ухода? Это, должно быть, очень утомительно, не так ли?
Керсти склонила голову на плечо и взглянула на него снизу вверх. Макс понял, что она озадачена его вопросом.
— Распорядок — это не так уж плохо. Во всяком случае, для таких людей, как мы, — Таких, как вы?
— Для семьи фермера.
Макс очень хотел с ней поспорить, но не стал терять время. В любую минуту мог прийти Арран на ежедневную консультацию. Дядя Макса, композитор и очень замкнутый человек, сам приходил к своему племяннику.
— Сними шляпку, — сказал Макс — и тут же смутился. Он улыбнулся, пытаясь загладить свою оплошность.
— Я уже собираюсь домой, сэр, — возразила Керсти.
— Но пока ты здесь. Мне надо обсудить с тобой кое-какие вопросы, и я хочу, чтобы тебе было удобно.
— Мне и так удобно, — проговорила девушка и внезапно встала.
Она прошла мимо него и остановилась под окном. Затем приподнялась на цыпочки, ухватившись за высокий каменный подоконник.
Макс смотрел на Керсти и представлял, что на ней не серое платье, а клетчатое, синее с белым, — то самое, в котором она была когда-то в доме своих родителей. Он вспоминал, как обнял ее и как она обняла его в ответ. С тех пор они никогда не прикасались друг к другу.
Макс невольно вздохнул.
Керсти почти ничем не отличалась от шестнадцатилетней девушки, которую он оставил в тот день у кухонною стола в домике фермера. Она была такая же стройная и изящная, она была прекрасна, как фея из волшебной сказки.
— Я еще ни разу не видели поместье отсюда, — сказала она. — Странно, что вы выбрали для кабинета именно эту комнату.
Макс подошел к ней сзади, но не стал смотреть в окно. Он любовался прядками волос, выбившимися из-под шляпки.
Да, Керсти пот и не изменилась.
— Я бы выбрала другое место, — сказала она.
— Тебе здесь не нравится?
— Нет-нет, конечно, нравится! Очень красиво. Но мне кажется, я бы здесь мечтала, а не работала.
Макс поднял руку, но не притронулся к девушке. Кончики его пальцев находились так близко от нее, что он чувствовал тепло ее тела. Он невольно сжал пальцы в кулак — ему хотелось заключить Керсти в объятия, хотелось прижать ее к себе.
Бальзам для души? Макс едва удержался от смела. Скорее всего она станет солью для миллиона открытых ран в его сердце, но эту боль он примет с радостью.
— Знаешь, Керсти, я часто тебя вижу, — проговорил он, когда снова обрел дар речи.
.Она оцепенела.
— Я имею в виду… когда ты бываешь неподалеку от замка.
Ее пальцы, вцепившиеся в подоконник, побелели.
— Да, сэр. Я тоже иногда вас вижу. Здесь трудно спрятаться от чьих-либо глаз.
— А я считаю, что спрятаться очень даже просто, было бы только желание. К примеру, мой дядя появляется на людях только тогда, когда сам того хочет.
— Ваш дядя Стоунхейвен — чудесный человек. И он сочиняет такую прекрасную музыку! У меня сердце разрывается, когда я ее слушаю.
— Да, конечно…
— Мои родители очень высокого мнения о нем. К тому же нет лучшего мужа и отца, чем маркиз.
— Это верно, — сказал Макс, едва заметно улыбнувшись.
Он и забыл, что Мерсеры боготворят Аррана. — Арран и Грейс…
— Они заботятся, обо всех, а если и считают себя лучше других, то успешно это скрывают. Это вам скажет любой.
— Я согласен…
— Говорят, чем больше человек уверен в себе, тем меньше он чурается бедняков. И такой человек не считает, что Господь любит его больше, чем других.
Макс уловил в словах девушки упрек. Он понял: она упрекает его за то, что ошибочно принимает за высокомерие. Ему хотелось сказать: «Я обидел тебя. И продолжаю обижать. Но я делаю больно и себе самому. А все потому, что боюсь за тебя, Керсти Мерсер. Да, я хотел угодить своему отцу, но главное в том, что я не хотел испортить тебе жизнь».
— Пожалуй, я лучше пойду. — Девушка отвернулась от окна и, увидев прямо перед собой широкую грудь Макса, сделала шаг в сторону. — Родители будут волноваться, — добавила она.
— Дети уже большие и не нуждаются в няньке, — заметил Макс. — Я имею в виду детей Стоунхейвенов. Леди Элизабет уже восемнадцать. Она старше, чем была ты, когда мы… — О Господи, ведь он заранее заготовил речь! — Она взрослая девушка, а Нилл всего на два года младше ее.
Керсти, подбоченившись, возразила:
— Но маркиз и маркиза не хотят слишком рано отправлять своих детей учиться.
— Этого не хочет маркиза. Маркиз же, .. Осенью Нилл поедет в Эдинбург. А Элизабет должна в следующем году выйти в свет.
— Есть еще мастер Джеймс, — заметила Керсти. — Ему пока не время уезжать из дома.
Макс заложил руки за спину и направился к камину. В кабинете пахло старыми кожаными переплетами, углем — он хранился в ведерке на каминной полке — и политурой для чистки меди. К этим запахам примешивался легкий аромат жасмина — так пахла Керсти.
— Маркиза не желает отсылать мальчика учиться. Во всяком случае, пока.
Макс решил, что уже достаточно сказал на эту тему. Он собирался подготовить Керсти к своему предложению, а вместо этого напугал ее, заставив думать, что она может скоро лишиться места, потому что в ее услугах перестанут нуждаться.
— Ты что-нибудь читаешь? — спросил он неожиданно. — Интересуешься столичными новостями?
Керсти заморгала. Кончики ее золотистых ресниц блестели в лучах уходящего к западу солнца.
— Конечно, читаю, — ответила девушка. — Разве может человек, однажды научившийся читать, не делать этого?
— Есть и такие.
— Значит, они не знают, как много теряют.
— А что тебя интересует больше всего?
Глаза девушки погрустнели.
— Я не очень-то образованная, но свое дело знаю.
— Разумеется. Не забывай, что я многому тебя научил.
Лицо ее порозовело.
— Да, конечно. И я часто благодарила вас за это — во всяком случае, когда у меня была возможность с вами разговаривать. Я и сейчас говорю вам «спасибо».
— Мне не нужна твоя благодарность, — заявил Макс и тут же упрекнул себя за очередную резкость. — Как твоя математика? У тебя была возможность воспользоваться своими знаниями?
— Да. Мисс Ламентер требует, чтобы я обучала ее воспитанников математике, пока она рассматривает акварели леди Элизабет. И я их учу… — Она внезапно умолкла.
