Ожидая всего, чего угодно, я был напряжён, хотя и пытался усилием воли расслабить мышцы. Это было сложно. До тех пор, пока нежные, явно женские руки не легли мне на грудь и не начали втирать, приятно поглаживая мышцы, какую-то белую мазь с пряным запахом.
Украдкой я скосил глаза и посмотрел на напарника. Тот попытался перевернуться на живот, но «его» девушка в белой накидке не дала это сделать, мягко, но настойчиво опустив ладони на плечи.
Этот массаж продолжался довольно долго. Мне даже удалось расслабиться телесно, но я всё ещё был начеку, помня о том, где мы.
Обработав каждый миллиметр моей кожи белым составом, девушка достала что-то, похожее на большую кисточку, и стала выводить на моём торсе сложные узоры, то и дело окуная инструмент в небольшое каменное ведёрко с краской.
После этой процедуры девушка, отложив «кисть», взяла меня за ладонь и потянула на себя, явно предлагая подняться. Я не стал заставлять себя упрашивать.
Кай, весь изрисованный какими-то спиралями и завитушками, причудливо переливающимися в неверном свете факелов, уже стоял возле своего ложа.
Когда мы оба оказались на ногах, фигуры в белых плащах синхронно вытянули руки, указывая в дальний конец помещения, где был очередной проход.
— Только не говори, что это тебе тоже не понравилось… — едва слышно прошептал я на русском, когда мы отошли достаточно далеко.
— Это было… странно, — ответил Кай.
— На тех парнях никаких узоров не было, — осторожно заметил я, — не похоже, что нас готовят к чему-то подобному.
Кай промолчал, но, спустя пару секунд, кивнул.
В этот раз коридор за проходом был довольно ярко освещён факелами. И заканчивался он настоящей дверью, сделанной из толстых досок, обитых кованым железом.
Я толкнул дверь плечом, подсознательно ожидая, что потребуются значительные усилия, чтобы ей открыть. Но та поддалась легко. Петли даже не скрипнули.
За дверью была жилая комната. На каменном полу что-то, похожее на два больших тюфяка, явно предназначенных для сна. Между ними — низкий деревянный столик, заставленный едой и питьём. Окон не было. Свет шёл откуда-то из щелей, расположенных на стыке стен и высокого потолка. Сами стены были кирпичными.
Я вошёл в помещение и осмотрел его более тщательно, стараясь найти скрытые глазки, слуховые проходы или другие способы контроля за жильцами.
К своему удивлению, ничего подобного я не обнаружил.
Зато, следуя тихому журчанию воды, в дальнем тёмном углу я обнаружил что-то вроде примитивного санузла. В полу было широкое отверстие, рядом с ним по стене тонким потоком стекала вода, наполняя каменную чашу, расположенную на уровне пояса. Переполняя чашу, вода стекала дальше, в отверстие. «Санузел» был изолирован от остального помещения выгородкой, сделанной из необструганных досок.
Воспользовавшись выгородкой по назначению, я тщательно вымыл руки и вернулся в помещение.
— Ну что, похоже, нам предлагают тут поселиться, — тихо сказал я на русском.
Кай уже набрал в грудь воздух, чтобы ответить мне, и как раз в этот момент дверь с глухим стуком закрылась. Через секунду лязгнул металл. Уже подозревая неладное, я одним прыжком оказался рядом с ней. С внутренней стороны никаких ручек или запорных устройств не было. Деревянная поверхность из плотно пригнанных досок была совершенно гладкой. Между каменным полом и дверью был небольшой зазор, но туда даже палец нельзя было засунуть.
Я выругался.
— Подозревал что-то подобное, — на удивление спокойно заметил Кай.
— Как думаешь, нас вычислили? — спросил я.
— Не думаю, — Кай покачал головой, — скорее, это часть стандартной процедуры. Тут всё выверено и многократно обкатано, ты заметил? Те девушки вышколены до автоматизма. Значит, делают такое далеко не в первый раз. А чужаков, сам понимаешь, тут не водится. Времена не те. Очень уж они возвысились над окружающим миром. И сейчас они единственный анклав разума такого уровня.
— Логично, — ответил я, удивившись, почему не додумался до этого раньше.
И в ту же секунду заметил, что голова работает как-то странно. Мысли стали простыми. Чувства притупились, как в режиме.
Я посмотрел на напарника.
— Ты… ничего не чувствуешь? — спросил я.
— Рисунок на тебе, — всё так же спокойно ответил Кай, — он двигается.
Я опустил голову и посмотрел на свою грудь. И действительно: мне показалось, что спиральки и завитушки начали странным образом закручиваться, при этом наливаясь изнутри бледным зелёным светом.
— Они ещё и светятся… — сказал я.
— Нам что-то втёрли, Гриш… со мной что-то странное происходит.
Кай, уже весь покрытый светящимся движущимся узором, растерянно глядел на меня. Его глаза медленно стекленели.
Я попытался что-то сказать, но понял, что язык меня больше не слушается. Кое-как сделав пару шагов до ближайшего топчана, я рухнул на него, как подкошенный.
Несколько секунд я боялся потерять сознание. А потом жалел, что так и не вырубился. Следующие несколько часов.
Сначала онемение и скованность движений и заторможенность мысли были единственными симптомами. А потом к ним добавилось жжение. Оно возникло где-то в глубине тела, у костей. И медленно расползалось на мышцы и внутренние органы. Сначала это было просто неприятно. Потом — терпимо. Затем меня затопил океан невыносимой боли.
Если бы я мог двигаться, я бы, наверно, перегрыз себе вены, чтобы скорее умереть. Настолько это было невыносимо.
Но, к счастью, пик боли продолжался относительно недолго. По крайней мере, не настолько долго, чтобы я окончательно потерял рассудок.
Когда жжение пошло на убыль, я снова обрёл способность двигаться.
Мне дико захотелось есть. Кажется, я расправился со значительной частью еды на столике всего за несколько секунд, даже не осознавая этого. Где-то на задворках сознания было желание посмотреть на Кая. Убедиться, что он ещё жив. Но я не мог оторваться от еды даже на секунду.
После голода пришла такая же сильная жажда. Добежав до выгородки, я нырнул головой в каменную чашу и пил, забыв про дыхание, пока меня не начало распирать изнутри. Когда, преодолевая сильнейшее головокружение, я двигался обратно на топчан, Кай чуть не сбил меня с ног, направляясь к выгородке.
Его появление не вызвало у меня ровно никаких эмоций.
Следующие несколько часов были похожи на восстановление после тяжёлой тренировки, если десятикратно усилить ощущения. Я имел возможность двигаться, но не мог заставить себя даже пошевелить пальцем.
Потом был ещё один приступ сильнейшего голода и жажды. И несколько походов за выгородку по другим делам.
Когда боль и жжение в мышцах стали едва заметными, я, наконец, провалился в сон.
