– Её милость очень слаба, – услышала я спокойный женский голос, раздавшийся неподалёку, и открыла глаза.
За резным решетчатым окном было совсем темно, высоко под белоснежным потолком висели светящиеся белые шары, похожие на шаровые молнии, только гораздо более тусклые. Света они давали столь мало, что я разглядела лишь, что лежу на кровати с полупрозрачным балдахином.
Пусть не сразу, преодолев головокружение и слабость в ногах и руках, но я села на постели. Тело не слушалось, я казалась самой себе куклой, подвешенной за ниточки, и это ощущение чужеродности лишь усиливало желание подчинить себе его.
Длинная светлая рубашка доходила до щиколоток и лишь мешала мне овладеть телом полностью. Я задрала её до колен и откинула волосы назад. Длинные тяжёлые и чёрные, они тоже были чужими.
Я не привыкла к такой гриве, к тому же в комнате было жарко и душно, мне захотелось немедленно стянуть пряди в хвост или поднять, чтобы они, словно змеи, перестали струиться по спине от малейшего движения головы.
Зрение окончательно прояснилось, и я смогла разглядеть, где нахожусь.
Дамская спальня была обставлена богато, и явно принадлежала особе, не задумывающейся о том, как заработать себе на кусок хлеба. Но главного я так и не обнаружила – зеркала. Мне всё ещё казалось, что я сплю, да вот только проснуться никак не получалось.
Почему-то я верила, что стоит посмотреть в зеркало, как всё сразу встанет на свои места. Я проснусь в своей панельной двушке и позвоню Нине. Мы вместе посмеёмся над странным сном и бредовыми предсказаниями, окажется, что никакой Анастасии и в помине не существует, да и Нина не собиралась бегать по прорицательницам.
Только я сумела встать на ноги, держась за спинку кровати, как за спиной распахнулась дверь, и тишину спальни, разрезал густой бас:
– Ариса, слава Богине, ты жива!
Я обернулась на голос, сопровождаемый женским визгом, и увидела на пороге двоих: статного плечистого мужчину с аккуратной бородкой, одетого по средневековой моде, и даму средних лет в простом, но добротно сшитом платье тёмного цвета, более приличествующему экономке, чем богатой особе.
Мужчина, на вид лет пятидесяти, не дожидаясь моего ответа, подошёл вплотную и со всей добросердечностью влепил пощёчину. Да такую, что я рухнула на постель, держась за левую щёку и надеясь, что мужлан не вывихнул мне челюсть.
Будь я всё ещё я, устояла бы, но с такой хрупкой комплекцией и овладевшей мной слабостью это было невозможно. Вот только поднимусь и дам отпор.
– А ты вон! – гаркнул он на экономку, и та, покосившись на меня, поклонилась и молча удалилась, прикрыв дверь.
– Как ты посмела, мерзавка?! Ты понимаешь, что вся семья на тебя рассчитывает. Плохо знаешь дочерний долг, так я тебе сейчас о нём напомню!
Меня подняли и влепили пощёчину по второй щеке. Было не столько больно, сколько унизительно. Кожа горела, я закусила нижнюю губу, чтобы сдержать стон боли.
– За что только меня Боги наказывают! Всегда верой и правдой служил своей стране и королю! Сыновей нет, единственная дочь, да и та умалишённая, но это бы ещё полбеды. А непокорности не потерплю!
И снова крепкие руки отца Арисы повернули меня и грубо поставили на ноги, чтобы я смогла в полной мере насладиться его раскрасневшимся и перекошенным от гнева лицом.
– Все эти месяцы я смотрел сквозь пальцы на то, что ты так ничего путного и не узнала о планах принца Леннарда, так ты, тварь неблагодарная, ещё и решила утопиться. Ох, надо было удавить тебя в детстве, глядишь, твоя мать и родила бы ещё кого, а не чахла над твоей колыбелью!
Я насуплено молчала, потому что в голове роились десятки чуждых мыслей. «Он сердится», «что я наделала», «надо умолять о милости» и прочая чушь, подходящая вечным жертвам обстоятельств.
Зато встряска мужлана, именовавшего себя отцом Арисы, пошла мне на пользу. Я наконец почувствовала, что в полной мере овладела этим телом и готова дать отпор.
– Отпустите меня, милорд, – произнесла я как можно высокомернее, и это возымело действие.
Правда, оставшись без поддержки, я чуть было не рухнула обратно на постель, но вовремя схватилась за спинку кровати и удержалась на ногах.
– Ишь, как заговорила! – фыркнул мужчина, но посмотрел с одобрением. – С принцем бы так разговаривала., глядишь, и взяла бы этого рохлю в оборот!
Я засмеялась, потому что, во-первых, была на грани истерики и не понимала уже, где сон, а где реальность, а во-вторых, удивилась, как быстро удалось обуздать гнев отца Арисы.
Наверное, он и сам этого не ожидал, значит, надо продолжать в том же духе и выведать, кто я, и что нужно от меня суровому родителю, от которого за метр разило кислым вином и жареным мясом.
– Вы так говорите, будто принц – деревенский конюший, не видевший дам высшего света.
Я бросила это наугад, пользуясь обрывочной памятью девушки. Чувство, что она ушла безвозвратно, не покидало меня и наполняло странной тоской, словно мы были подругами или сёстрами по несчастью.
Мои слова окончательно развеселили родителя, он плюхнулся в кресло у окна так небрежно, что то затрещало, а ножки прочертили на полу дорожки, и захохотал, хлопая себя по объёмной ляжке.
– Ладно, Ариса, вижу, что холодная вода Проклятого омута пошла тебе на пользу. А я сразу говорил твоей матери, что у неё ведьма растёт, когда ты от лёгочного задыха очнулась. Все последыши в замке посдыхали, а ты, вона как, оклемалась. Ну да, смыслю, что Боги не оставляют меня в отчаянии.
Родитель погладил себя по бороде и посмотрел на меня почти ласково:
– Ты давай отоспись да не захворай после купания, а я уж немедля весточку ко двору отправлю. Мол, так и так, чуть рассудком дочь моя от любви не повредилась, ну да насилу привели в чувства. Её величество будет рада и позовёт тебя назад.
– Куда? – мрачно спросила я и села.
Всё-таки я жертва утопления, поэтому имею право на слабость. А этот мужлан стал как-то плотоядно присматриваться, словно думал, как бы ухватить меня посильнее, да за что именно.
Чёрт, я же в одной, хоть и плотной, но рубашке. Стоп, он же мой отец!
Память Арисы услужливо подбросило мне эпизод, когда этот благочестивый подданный беззастенчиво лапал за задницу несчастную дочь. Правда, по пьяни, но это дела не меняло. Немудрено, что она хотела утопиться.
«Нет, только не это», – стонала тогда Ариса, видя, что родитель настолько пьян, что не разбирает, кто сейчас перед ним.
– Ты же выбрана фрейлиной её величества, – отец Арисы причмокнул губами и, ничуть не стесняясь, начал ковыряться щепкой в зубах.
Эта деревяшка была настолько грязной и сальной, что не оставалось сомнений: она используется не в первый и даже не в четвёртый раз.
– Ладно, спи, – кивнул мужлан, когда покончил с чисткой зубов и спрятал свой ценный инструмент в карман залатанного, но бывшего некогда красивым, сюртука. – И придумай, что бы такого сказать Леннарду, чтобы он снова захотел тебя. А то сказать стыдно, даже отставному принцу моя дочь не сгодилась!
