– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиозавзглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-товроде: «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть –несчастье... вечер – семь...» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежутголову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного,а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
– А кто именно? Враги? Интервенты?
– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.
– Гм... – промычал раздраженный шуточкой неизвестногоБерлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.
– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так.Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, еслиэто не секрет?
– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом вдесять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на немпредседательствовать.
– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразилиностранец.
– Это почему?
– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазамипоглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черныептицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но дажеразлила. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
– Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая намелющего чепуху иностранца, – при чем здесь подсолнечное масло... и какаяАннушка?
– Подсолнечное масло здесь вот при чем, – вдруг заговорилБездомный, очевидно, решив объявить незванному собеседнику войну, – вам неприходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?
– Иван!.. – тихо воскликнул Михаил Александрович.
Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
– Бывал, бывал и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводянесмеющегося глаза с поэта, – где я только не бывал! Жаль только, что я неудосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж самиузнайте это у него, Иван Николаевич!
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? – здесьиностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и ИванНиколаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственныестихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот разничуть не обрадовало поэта.
– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы неможете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный, – здесь такхорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
– Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза всторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийсяк нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет...
– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал:«А ведь он прав!»
– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачкомприкидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит,– поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержимего, а то уйдет...
И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.
Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в рукахкакую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги ивизитную карточку.
– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представитьсебя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву дляконсультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоихлитераторов.
Те сконфузились. «Черт, все слышал,» – подумал Берлиоз ивежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Покаиностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанноеиностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – двойное «В».
– Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор,и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения таким образом были восстановлены, и все трое сновасели на скамью.
– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? –спросил Берлиоз.
– Да, консультантом.
– Вы – немец? – осведомился Бездомный.
– Я-то?.. – Переспросил профессор и вдруг задумался. – Да,пожалуй, немец... – сказал он.
– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.
– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количествоязыков, – ответил профессор.
– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.
– Я – специалист по черной магии.
«На тебе!» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.
– И... и вас по этой специальности пригласили к нам? –заикнувшись спросил он.
– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил:– Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижникаГерберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Яединственный в мире специалист.
– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважениемспросил Берлиоз.
– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни кгороду: – Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!
И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессорпоманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
– Имейте в виду, что Иисус существовал.
– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвалсяБерлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросупридерживаемся другой точки зрения.
– А не надо никаких точек зрения! – ответил странныйпрофессор, – просто он существовал, и больше ничего.
– Но требуется же какое-нибудь доказательство... – началБерлиоз.
– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессори заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в беломплаще...
