Она судорожно всхлипнула и замотала головой.
Сегодня, вчера…
Он был обычным. Генрис был обычным.
Готовил еду, шутил… Спросил, во сколько она сегодня вернётся.
Последняя мысль бьётся эхом.
…«У меня сегодня третья годовщина — ты должен третий раз».
Трижды.
Он изначально собирался пригласить любовника? И осквернить… Их праздник, их дом, их ложе…
Дина судорожно всхлипнула, понимая.
Это не первый их раз. Не первая встреча…
По щеке стекает новая слеза, обжигая лавой.
Больно.
Колючий комок в горле взорвался и прокатился вниз, задевая сердце.
Новая слезинка опалила щеку.
Генрис.
Любимый. Желанный.
Как она радовалась его мимолётному вниманию пять лет назад. Когда он улыбался ей и махал рукой, если они случайно сталкивались около универа.
Надина запрокинула голову, прикрыла глаза, но жгучие слёзы всё равно бежали по щекам.
Генрис стал первым, кто заинтересовал её, как мужчина. Первым, за кем ей хотелось ухаживать. Яркий, общительный, добрый даже по отношению к ней, а ведь вокруг него увивались и более красивые девицы.
Как она радовалась…
Дина закрыла лицо руками, вздрогнула всем телом, издавая полувсхлип-полувой.
Больно.
Их дружба… Она была рада даже ей. Не прикоснуться, но хоть погреться в лучах его дружелюбия, его нежности изливаемой на всех. Быть рядом, любоваться улыбкой и наслаждаться лёгкому общению, без намёка на флирт.
К горлу подкатил комок, оставляя после себя желчный привкус на языке.
Слишком ярко перед глазами вспыхнул Генрис, прогнувшийся назад, оргазмирующий от члена в собственной заднице.
Генрис.
Рисик.
Ри-исик.
Дину буквально передёрнуло от отвращения.
Нежное прозвище придуманное ею после второй совместной ночи. Его было так сладко тянуть, когда чуткие пальцы танцевали по её телу, играючи находили те струны, что отвечают за удовольствие.
… Мужчина, уверенно подминающий Генриса под себя.
Три счастливых года.
Дина распахнула глаза и уставилась в чёрный потолок авто.
Счастливых ли?
Одна лишь мысль, тень мысли о том, чтобы снова назвать Генриса «Рисиком» словно пачкала.
Дина чувствовала себя грязной, словно её снова облили помоями. Только намного хуже, ведь эту скверну не смыть водой и мылом.
Как давно…
Как часто…
Дина вздрогнула, услышав прилипчивую мелодию, льющуюся откуда-то с пола. Такую любимую раньше и раздражающую до зубовного скрежета — сейчас. Выбор Генриса. Для Генриса.
Девушка бессмысленным взглядом посмотрела вперёд и зажала уши руками, не желая слышать.
— Я тебя никогда, никому… Ты любовь всей жизни, для меня, — песня уверенно проникала в голову, презрев все преграды.
Дина зажмурилась и затрясла головой.
Песня смолкла.
Надина судорожно вздохнула и ещё сильнее прижала руки к ушам, когда телефон запел снова.
Словно насмехаясь.
Дина с трудом нащупала дверную ручку и торопливо выскочила на улицу, не в силах выносить голос слащавого певца, столь любимого Генрисом.
Прижалась к дверце спиной, закрыла глаза, чувствуя как холодный мартовский ветер остужает щеки, проникает под лёгкое платье.
Даже сквозь толстый металл было слышно, как внутри авто надрывается телефон.
Дина отупело смотрела вперёд, не видя ничего перед собой и обняв себя руками, в попытке сохранить стремительно испаряющееся тепло.
Резкий порыв ветра играючи подбросил тяжёлую косу, хлестнул ей по лицу, с силой уронил на грудь.
Из глаз брызнули слёзы, Дина сделала судорожный вздох и закашлялась от чересчур морозного ветра.
Помотала головой, невидяще осмотрелась по сторонам и, словно очнувшись, торопливо залезла в тёплое нутро автомобиля.
Телефон издал последний писк и замолк.
Дина снова помотала головой, пытаясь прийти в себя. Очередной звук из сумочки и девушка насторожённо замерла, ожидая продолжения.
Шумно выдохнула и издала нервный смешок, болезненно мазнувший по горлу. Дотянулась до клатча трясущейся рукой и растерянно прижала его к себе.
Генрис…
Его любимый певец, его любимая песня — его звонки.
Дина сглотнула и качнула головой.
Она не готова общаться с ним. Не готова услышать его голос. И уже никогда не сможет назвать его «рисик».
Её передёрнуло от мысли, что надо будет вернуться домой.
Надина зябко поежилась и обняла себя руками, судорожно всхлипнула.
Генрис.
— За что ты так со мной? — болезненно прошептала в пустоту, прикрыла глаза, чувствуя, как они снова заполняются слезами и позволяя тем свободно бежать.
И картина-видение словно плавилась, растворялась в этой обжигающей сырости, принося с собой пустоту.
Дина прерывисто вздохнула и распахнула глаза. Она не смогла бы сказать, сколько она так просидела. Безмолвно оплакивая свои мечты, свои надежды о будущем. О счастливом семейном будущем.
Надина не успокоилась, но эмоции смылись солёной влагой, а в голове воцарился вакуум.
Девушка заторможенно провела рукой по щеке, удивляясь, что та — мокрая. Механически погладила сумочку.
Замок щёлкнул, но первым, на что натолкнулась рука, оказался бархат коробочки.
Надина со свистом втянула воздух и торопливо нашарила зеркальце.
Отражение не порадовало.
Опухшие глаза и почему-то губы, красные щёки, размазанный макияж и растрёпанная причёска.
В таком виде даже просто из машины выйти стыдно не говоря уже о возвращении домой.
Девушка шмыгнула носом, а глазам стало подозрительно мокро, и она торопливо замотала головой.
Не думать. Не вспоминать…
Генрис…
В сердце словно кольнуло иглой.
Надина снова уставилась на своё отражение и вздохнула. Салфетки хранились в сумочке, а расчёску она с собой никогда не носила.
Девушка потерянно взглянула в окно машины, окружающая улица была ей не знакома, но, увидев яркую вывеску «Аптека», девушка выдохнула.
Поспешно вытерла щёки, нервно пригладила волосы и выскользнула из авто. Торопливым шагом зашла в спасительное заведение.
