— Ты говоришь в точности как твоя мать!
Сестра, которая старше на восемь лет, обожала давать советы Патрисии. Теперь дочь Оливии прекрасно усвоила нравоучительный тон матери.
Тетушка взъерошила светлые шелковистые волосы племянницы, вынула из каретки незаконченное письмо и поднялась.
— Да, ты права, глоток свежего воздуха мне не повредит. Моя бумажка подождет до завтра. Можешь воспользоваться этим печатным агрегатом для выполнения домашнего задания.
Лицо Элис вытянулось:
— Я собиралась пойти с тобой, тетя Пат!
Патрисия настойчиво подтолкнула девочку на кресло перед машинкой; хотя компания Элис приятна всегда, сейчас она чувствовала острую необходимость побыть наедине со своими мыслями.
— Уроки, которые нам задают, — прежде всего, мадемуазель.
— Кто из нас теперь говорит, как моя мама?
Не по-детски вздохнув, Элис заняла освободившееся место, и частые удары клавиатуры становились все глуше по мере удаления Патрисии от дома. Девочка продолжала работать.
Дорожка, ведущая к заливу, нуждалась в очистке от сорняков, с чувством вины отметила девушка. В последнее время она была слишком занята, приходилось зарабатывать на жизнь и для Элис. Хозяйка совсем забросила свой сад, а он требовал ухода. Дом построен в начале прошлого века, и вокруг него разросся густой старый сад; с годами его площадь уменьшилась, но и эта земля требовала постоянного ухода.
Возможно, Оливия права, советуя Патрисии продать дом. Вырученные деньги позволили бы ей купить скромную квартиру, а оставшуюся сумму можно вложить в ценные бумаги. Оливия даже предложила сестре свою долю за дом, поскольку, выйдя замуж, была вполне обеспечена. Девушка наотрез отказалась от этого предложения. Умирая, отец завещал эту собственность обеим дочерям с условием, что младшая будет жить в доме столько, сколько захочет. Это условие само по себе достаточный подарок, и девушка не могла воспользоваться еще и щедростью Оливии. Патрисия была полна решимости возместить сестре ее долю, хотя откладывать деньги и одновременно нести расходы по поддержанию дома в порядке оказалось намного труднее, чем представлялось ранее.
Только в том случае, если бы страстно влюбилась и собралась выйти замуж, Патрисия могла покинуть Сквонегалу, однако, расставшись с Рональдом, она перестала обращать внимание на мужчин. Они казались неинтересными и даже опасными. Не могла она полюбить вновь, зная, какую душевную боль может испытать еще раз.
Любовь ранит, но еще сильнее ранит разлука. Уж лучше посвятить себя ведению хозяйства в отцовском доме; и хотя это занятие лишало Патрисию многих мирских радостей, оно было той ценой, которую приходилось платить и за свою свободу, и за право выбора.
Оливия не жила здесь с тех пор, как вышла замуж за Филиппа Дорста, тогда как Пат покидала его только на время своей двухгодичной работы в Париже. Болезнь отца вынудила ее вернуться домой, чтобы ухаживать за ним. Этот дом являлся родовым гнездом Стронгов еще с начала прошлого века. Унаследовав усадьбу, отец и сам передал ее в наследство дочерям, и младшая из них страстно хотела сохранить его.
Повернувшись лицом к дому, Патрисия с грустью подумала, что не многое осталось от того, что можно сохранить. Поддерживать дом в порядке при постоянном недостатке средств стало делом непростым; отец тратил на это почти все заработанные деньги и не оставил дочерям практически ничего.
И все же с того места, где девушка сейчас стояла, открывалась романтическая картина: старинный фасад в викторианском стиле, увитые плющом стены, башенки дымовых труб на крыше из старинной черепицы, приобретшей от времени сотни различных оттенков. С этой стороны в сад выходила широкая веранда, продолжением которой был просторный холл с дубовыми потолками. Наверху, куда вела винтовая лестница, заканчивающаяся миниатюрной башенкой, располагался причудливый лабиринт небольших комнат.
Но больше всего Патрисия любила расположенную на первом этаже столовую, со стрельчатыми окнами, сводчатым потолком и огромным старинным камином. Ее стену украшала потускневшая от времени, но все еще поразительная по красоте фреска, изображавшая прибытие «Сириуса», одного из первых кораблей переселенцев, в сиднейскую бухту. Это была одна из двух аналогичных в Австралии фресок, написанных знаменитым художником, перебравшимся в Новый Свет из Европы, где он занимал место придворного мариниста. Существовала легенда, что живописец украсил стену в знак благодарности за гостеприимство, оказанное ему одним из Стронгов.
С грустью девушка вспомнила, что эта фреска произвела большое впечатление на Рональда. Он тогда стоял рядом с ней на этом самом месте, и они обсуждали, с чего лучше начать ремонт Сквонегалы, который, по его мнению, необходим. Он никогда бы не согласился даже с мыслью о продаже поместья.
Впрочем, теперь его мнение не имеет никакого значения, подумала Патрисия, повернувшись лицом к бухте и позволив морскому бризу играть ее волосами. Скорее всего, волнения были напрасны: Рональд Рассел не найдет никакой связи между ней и письмом Элис. При тех высотах, каких маэстро достиг в музыкальном мире с тех пор, как они расстались, Рон вообще вряд ли вспомнит ее имя.
В отчаянии девушка задавалась вопросом: почему не удается забыть этого человека? Ведь пяти лет вполне достаточно, чтобы любые воспоминания утратили остроту. Возможно, так бы оно и случилось, успокаивала она себя, если бы не постоянные упоминания о знаменитости в газетах, его концерты по радио и телевидению. Но зачем обманывать себя? Даже если бы ничто и не напоминало о нем после их разрыва, образ возлюбленного, подобно клейму, никогда не стереть из памяти. С того самого дня, когда Рассел впервые назначил свидание — якобы для обсуждения ряда деловых вопросов, — сильное чувство, почти страсть, вспыхнуло между ними.
Он тогда отодвинул в сторону приготовленные ручку и блокнот и, протянув руки через стол, взял ее ладони в свои.
— Я полагала, вы хотите обсудить программу вашего концерта, — запинаясь, произнесла Патрисия.
— А вы хотите обсуждать именно этот вопрос?
— Нет, — едва слышно ответила она.
— Прекрасно. Тогда мы можем затронуть куда более важные вопросы, такие, например, как прекрасный цвет ваших глаз, или как вы укладываете свои волосы и почему они так замечательно вьются. — Рональд навил один из ее локонов на свой ухоженный музыкальный палец.
В тот вечер, как и в остальное время, проведенное вместе, делам было уделено очень мало времени. Рон приносил билеты на концерты своих друзей и расширял познания Пат в музыке, комментируя шепотом выступления, при этом нежно держа ее руки в своих.
Но это не единственная область, в которой он преподал ей уроки, подумала Патрисия, покраснев.
Рональд оказался весьма сведущ в премудростях любви и увлекал к таким высотам чувственности, каких она не могла себе и представить. Он был самым нежным, внимательным и возбуждающим любовником, заставившим ее поверить, что она для него — словно редчайший из драгоценных камней, ценимый превыше всего.
