Вытащил меня из этого дерьма Арсен и отправил в долгий путь по органам. И вот я здесь.
А зря. Надо было уехать не за двести километров, а минимум — за две тысячи.
Сам виноват.
— Евгений Алексеевич, — окликнул меня Саша, — вы рано. Впрочем, как обычно.
— А тебе чего не спится? — спросил я, открывая кабинет.
— У девушки моей сегодня на работе переучет, вот она и выгнала меня с утра пораньше.
— Мое первое, — кивнул опер, — конечно, помню.
— Со своим максимализмом новичка скажи мне, о чем тогда думал, но боялся сказать?
— Все было на поверхности. Врачей, кстати, часто посещают суицидальные мысли. О, я вчера читал об этом.
Он подорвался и между папками в шкафу нашел журнал. Открыв его где-то на середине, Саша ткнул пальцем в статью и довольно сказал:
— Писала об этом какая-то дамочка из США, но с русским именем. Вот, Родионова Лилия Николаевна.
Кофе встал поперек горла. Сегодня все решили поиздеваться надо мной?
Лилия… Мой цветочек. Нет, уже не мой.
Правое плечо напомнило о себе, заныв на месте татуировки. Она сидела рядом и целовала меня с интервалом в несколько секунд, пока татуировщик вырисовывал на моем плече цветок. Лилию, конечно… Я поначалу хотел свести тату, но не стал — просто дополнил. Мне нужно было это напоминание.
И я с каждым движением машинки убеждался — нельзя никому верить.
Глава 4. ЛиляВыстрел — рука дрогнула…
Я вспомнила, как его руки лежали поверх моих, как он направлял каждое мое движение.
Еще выстрел — уже привычнее…
Но я все равно помнила, как он прижимал меня к себе. Моя спина к его груди — и ничего нет вокруг. Так должно было быть всегда. Он за моей спиной.
Мое знакомство с оружием, хоть и не боевым. Я как будто сейчас, стоя на том же самом месте, что и тринадцать лет назад, проделывая те же движения, ощущала эти прикосновения на себе. Его руки, его грудь, его дыхание, которое обжигало мои волосы и кожу.
Третий выстрел — яблочко.
Четвертый — тоже.
Я палила и палила в мишень, пока не начали раздаваться только щелчки.
Да, становится легче, но не настолько, чтобы забыть.
Передо мной была тумба, на которой… Я провела по ней рукой, все еще держа в руках пистолет.
Он учил меня отдавать негатив в эту мишень. А потом, когда адреналин достигал отметки выше максимума, он брал меня прямо на этой тумбе. Иногда жестко, иногда нежно…
Мы вместе были безумием, слишком сильной страстью, сносившей все на своем пути. Полгода с ним изменили меня.
Вторая обойма… Я ее вставила в ТТ со звонким щелчком.
Здесь все напоминало о нас. У этой стены он просто развернул меня и трахал сзади жестко, грубо. А на этой тумбе прошел губами по каждому сантиметру моего тела, прежде чем войти в меня, аккуратно, не спеша. И любить, любить меня… На полу я рвала его футболку, путалась в необычной пряжке ремня под наш смех, а он до боли сжимал мои бедра, целовал шею, грудь…
Мы задыхались. Без кислорода, которого так мало было, когда нас накрывало, прожить можно. Без поцелуев — нет. Мы всегда выбирали нехватку воздуха — сходили с ума, безумствовали. Здесь он пообещал мне: ничто и никогда не разлучит нас.
Он до сих пор во мне — нас связывает не только прошлое.
Женя просил от меня многого, но при этом и сам отдавал столько же. Всего себя.
Все как сейчас: все воспоминания, все ощущения.
Только осталось ли хоть что-нибудь от того парня?
— Лиля, хватит, — на мои кисти легла рука Арсена. — Я заварил кофе, пойдем.
В подсобке я устало опустилась на старую деревянную табуретку. В голове стало светлее, но воспоминания грузом легли на плечи, физически давили на грудь. Я сделала глубокий вдох, прикрыв глаза, и начала считать до десяти.
Один…
Подушечки пальцев закололо. Я вспомнила темные, чуть жестковатые волосы, в которые так любила запускать ладони.
Два…
Щеке стало щекотно. Он мог не бриться дня два, а потом целовать меня до головокружения, царапая кожу чуть отросшей щетиной.
Три…
Я впилась ногтями в свою ногу, но как будто ощущала его спину под своей рукой.
Четыре…
Я повела плечами, как будто его ладонь привычно прошлась от шеи к пояснице.
— Лиля!
Открыла глаза. Напротив сидел Арсен, глядя на меня вопросительно. Черт, а ведь я все, что вспомнила, ощутила. Самовнушение — великая вещь.
— Как дела? — спросила я, обхватив ладонями чашку.
— Да вот у тебя хотел спросить то же самое. У меня, как видишь, все по-старому. Тир, кофе, только вот теперь один не справляюсь, племянника привлек, — кивнул Арсен на дверь, за которой сидел чернявый парень. — А ты как? Где была столько лет?
Где я была… Сразу в психушке, куда меня упек отец, потом в Стэнфорде, а затем и вовсе с головой ушла в работу. Но Арсену, наверное, не стоит этого знать, поэтому я просто пожала плечами и ответила:
— В Нью-Йорке.
— И как там, в стране капитализма?
— Неплохо.
— Пошла по стопам родителей? Да что я из тебя каждое слово тяну?
— Арсен, да обычная жизнь у меня, как у всех. Окончила медицинскую школу Стэнфордского университета по специализации «Психиатрия и изучение поведения», вышла замуж, родила ребенка, открыла с мужем несколько клиник в Нью-Йорке, развелась… Что тебе еще рассказать?
— В общем, жила, — кивнул Арсен. — Я вот Жене тоже говорил, чтобы он женился, как говорится, стерпится — слюбится. А он… Впрочем, ладно.
Зачем он об этом?! Зачем? Как будто с каждым словом в моей груди ворочали нож, всаженный туда уже давно.
— Ты меня осуждаешь? — спросила, отставив чашку.
Наверное, я выглядела стервой. Хорошо устроилась за океаном, даже замуж вышла. Только легко судить человека, когда не знаешь всего. А оправдываться я не хотела. Рассказать — значит, пережить все заново.
— Что ты, Лиля, — поднял руки Арсен и перевел тему: — Соболезную насчет отца. Своеобразный был мужик, но с характером.
Я в ответ только кивнула, но через минуту подняла глаза и удивленно спросила:
— Ты его знал?
