Над городом плыл невероятно богатый на золото октябрь – тихий, тёплый, задумчивый. Жёлтые кроны окутали дворы и улицы, раскинули кружевную сеть и ловили солнечные лучи, что, рассеиваясь, дарили маленькую радугу.
Прошёл год, как не стало мамы. Изредка выпадали тихие дни, когда мы могли гулять, дышать воздухом, любоваться природой. Мама знала всё-всё-всё о цветах и других растениях. Сейчас бы я с удовольствием послушала её. Мне так не хватало её участия и доброты.
В этот день я долго бродила улицами и поздно пришла домой.
– Где тебя черти носят? – спросил бледный Славик, как только я переступила порог.
Я опешила. Он со мной так не разговаривал. Ни при матери, ни после. Как-то мы умудрялись балансировать. Без лишних истерик и всплесков.
Был он какой-то странный, дёрганный. Глаза красные, волосы паклями висят, на глаза падают беспорядочно. Кадык дёргается, щетина неряшливая.
– Я уже взрослая, – напомнила осторожно. – Мне и восемнадцать есть.
– Да-да-да! И это прекрасно! – воскликнул Славик с надрывом.
Я попятилась. Выглядел он сумасшедшим. Не пьяным, нет. Хотя я, было, подумала. Взвинченный, нервный, хмурый.
Я его, наверное, с неделю не видела. Он и раньше пропадал на время, но всегда появлялся. Где был, что делал, я не допытывалась. Берегла нервные клетки. Да мне, собственно, было всё равно.
– У тебя паспорт с собой? – спросил он, поднимая глаза. Веки воспалены. Взгляд безумный.
– Что-то случилось? – я никак не могла ни разуться, ни раздеться: Славик стоял в коридоре, как столб, загораживая мне путь в квартиру.
– Да. Нет. Мне нужна твоя помощь, Лиль.
Раньше он никогда ни о чём не просил. А тут… я пожалела его, видимо. Молча паспорт из сумочки достала. Руку с документом протянула. Теперь Славик от меня попятился.
– Не-не-не. Отлично. Молодец. Ты всегда молодец, Лиль. Поехали, а?..
Мне бы спросить, куда, но я не решилась. Ещё подумала: это ж Святой Слава. Что может случиться? Он никогда не приставал ко мне, пальцем не тронул. Несмотря на все его минусы, весельчак и затейник. Мама его очень любила. И уж если совсем откровенно, то он делал её счастливой. Ни разу не огорчил. Они никогда не ссорились, даже мимолётно. Слава умел самые напряжённые моменты в шутку обратить – этого у него не отнять.
И я поехала с ним. Вышла из квартиры. Села в машину. Не побоялась. К счастью, он не гнал и, кажется, немного успокоился.
То, что произошло дальше, я до сих пор вспоминаю, как дурной сон.
Мы заехали в какой-то двор, где дома стояли квадратом. Стасик дверцу передо мной открыл и руку подал, когда я вылезала из машины. А затем повёл в крайний подъезд, на третий этаж. Не звонил, а стучал кулаком в дверь. Долго. Пока нам не открыли.
Субъект перед нами выглядел очень похоже на Стасика: такой же помятый, с красными глазами. Но, кажется, мы его с постели подняли.
– Вот, Север, принимай! – дёрнулся Стасик и быстренько меня внутрь впихнул. – Я человек чести.
«Север» смотрел на меня с интересом, но лениво.
– Ей хоть восемнадцать есть? – поинтересовался. Голос красивый, низкий, с лёгкой хрипотцой со сна.
– Обижаешь! – оскорбился Славик. – Я ж сказал: есть. Лиля, покажи паспорт!
Я вообще ничего не понимала, поэтому полезла в сумочку и достала паспорт. Протянула его, как совсем недавно, этому взъерошенному типу. Он паспорт взял. Внимательно изучил.
– Белая Лилия, – протянул, смакуя. Даже глаза прижмурил и языком цокнул. – Годится!
И тут я поняла, что дело плохо. Попятилась.
– Ну, вот и славно, – скороговоркой протарахтел Святославик и пулей выскочил за дверь.
– Благодарить меня будешь, да! – проорал он, судя по грохоту, спускаясь вприпрыжку по лестнице.
Я тоже попыталась дверь на себя потянуть. На меня такая паника напала, что я готова была на четвереньки встать. О паспорте я и не вспомнила. Но большая ладонь мои попытки пресекла.
– Пойдём, – вздохнул этот тип, закрывая дверь на замок. – Знакомиться будем.
4. Проигранная в карты
В квартире у него – кавардак. Везде вещи разбросаны, пыль на мебели. Не церемонясь, он скинул стопку белья небрежно на стол и усадил меня на диванчик.
Я не знала, чего ждать, поэтому сидела смирно, как солдатик, положив руки на колени. Я не понимала, что происходит, и, наверное, тормозила. Я устала, время позднее. Мужчина не предложил мне раздеться, поэтому сидела, как есть: в куртке и даже в туфлях. В квартире у него тепло. Начало жутко клонить ко сну. Так бы закрыла глаза и уплыла куда-нибудь подальше.
Он походил, как маятник, туда-сюда, а затем, взяв стул, плюхнулся напротив меня.
– Как же сложно объясняться, чёрт… – провёл он ладонью по лицу, словно умываясь.
– Он меня продал, да? – подала я голос. Спокойно так, отстранённо. Дикая мысль, но другого объяснения я не находила.
Этот запнулся, посмотрел на меня долго, а затем то ли кивнул, то ли отрицательно покачал. Вышло у него именно так: кивок, а затем встряска головы. Смешно получилось, как у большой собаки.
– В карты проиграл, – глаз немного весёлый. Ему смешно.
– И что теперь? Ты будешь меня насиловать? – не знаю, почему, но тогда я могла говорить только так: вяло, равнодушно, с апатией. Может, я дошла до точки, и стало всё равно – не знаю.
– Бог с тобой, дурочка, – поперхнулся воздухом тип напротив меня. – Я на тебе женюсь.
Я таращила глаза, как сова. А мозгов в голове – как у таракана. Точнее, в спячку упали или в ступор.
– Начнём по порядку.
– Попами в грядку, – брякнула я, а он рассмеялся. Взгляд у него стал более осмысленным, он пристально в меня вглядывался.
– Можно и так, Лилия Белая. Угораздило ж тебя с именем и фамилией.
– Мама так назвала.
– Гена, – протянул он мне руку, как мужику.
– Крокодил, – пожала я его ладонь. Тёплая, приятная, подушечки пальцев – шершавые. Почему-то не хотелось с этой ладонью расставаться. Она как надёжный островок в море, что пыталось накрыть меня волной и утопить.
– Северин, – снова улыбнулся он мне.
– Север, – вспомнила я слова Святославика.
Крокодил кивнул, подтверждая мои мысли.
– Ты не переживай. Ничего личного. Мне просто нужна жена. Очень.
Он тоже не спешил отнять ладонь. Пришлось мне самой, помедлив, с сожалением расстаться с её теплом и надёжностью.
Я откинулась на изголовье диванчика и критически осмотрела Крокодила с головы до ног. Он издевается? Красавчик же, ну.
