— То есть, — голос господина Дирка был удивительно, как для такого мощного рыцаря, мягок, но даже мне было понятно, что такая мягкость — обманчива. — Вы, господин фон Дюринг, утверждаете, что Ваш отец не оставил наследства своим дочерям. Но, тем не менее, они живут в Вашем поместье, выполняют, если я правильно понял, Ваши поручения по хозяйству… В качестве кого?
— Ну-у-у, как же это? — Виллем уже не знал, куда девать глаза, — Не гнать же их. Сестры, все-таки. Я за них в ответе.
— Виллем! — голос господина фон Хагедорна был очень недовольным. — Прекрати мямлить и позорить наше рыцарство! Ты уж определись, дружище, они тебе — сестры, или ты за них и их приданое не отвечаешь.
— Так ведь, господин бургман, — не сдавался Виллем — Они-то мне — сестры, и душа за них болит. Но и за своих дочек — тоже. А у меня, как Вы знаете, еще трое подрастают. Одна — вон, уже на выданье почти. Поэтому приданого у Ирмгард с Трауте ровно столько, что в их сундуках.
— Тогда несите уж сундук и прекратим эту бессмыслицу! — господин фон Роггенкамп выглядел скорее раздосадованным, чем недовольным. — Заодно и посмотрим, какова невеста рукодельница.
Тут я была относительно спокойна. Как у каждой порядочной девицы, у меня с семи лет был свой сундук, куда я старательно складывала белье, кружева и прочие женские вещи. Не то, чтобы я отличалась особой старательностью, да и последний год Агнесс не выделяла мне ни клочка пряжи, ни мотка ниток, ни лоскутка полотна… Однако же, до двадцати четырех лет то и это в сундуке накопилось. И совсем безрукой я не была, не стыдно будущему тестю показать. Особых восторгов я, конечно, не ожидала, мужчинам наши женские дела скучны (не столь важно, откуда жена берет свежее постельное белье, главное, чтобы оно всегда было). Ну, принесут сундук, откроют и закроют. Делов-то.
Однако, неожиданно воспротивилась Агнесс.
— Да что его смотреть, этот сундук. Там все, что и у всех! И вообще, господа рыцари, что мы тут обсуждаем? У вас есть приказ взять девицу Трауте в жены? Вот и берите. Хотите, сами ей жениха назначайте, хотите — ждите, кого она выберет. А приданого у нее нет, муж вам уже сказал. И точка!
— Так, хватит! — Теперь уже говорил не добрый сосед фон Хагедорн, а именно бургман, глава рыцарства всей нашей округи. — Ты, Агнес, пока доспех носить не научилась, в мужской разговор не лезь. А ты, Виллем, не юли, а вели нести сундук. Раз уж есть приказ отдавать замуж твою Трауте, так делай все как честь велит.
Пока Агнесс, не привычная к таким разговорам, хлопала глазами, Виллем быстро отдал распоряжение, и уже скоро два работника шустро внесли резной сундук. Конечно, особым шиком было бы хранить приданое в шкафу, но на него не было ни лишних денег, ни места, чтобы его поставить. Даже Хельге шкаф заказывали новый, перед самой свадьбой. А если бы шла она не за сына господина бургмана, то тоже обошлась бы обычным сундуком. Парни поставили сундук посреди комнаты и вышли, а я, смущаясь под нетерпеливыми взглядами, с трудом попав ключом в замочную скважину, открыла свой сундук.
Первой опомнилась Ирмгард.
— Трауте! А где все?!
Не зная, что ответить, я просто смотрела в сундук и моргала глазами. За последние полгода я только однажды открывала сундук, чтобы взять к прошлому Новолетию нарядную юбку. Старая совсем поизносилась и ее пришлось перевести в разряд рабочих, а выслушивать от Агнесс очередной отказ не хотелось. Но тогда сундук был почти на две трети полон, тогда как сейчас пустого места в нем было больше половины.
— Мда-а-а, не густо. — Прокомментировал господин Дирк, не обращаясь ни к кому конкретно. Я не знаю, что он имел в виду: нашу бедность или мою лень, но думать о этом сейчас не было сил. У меня подкосились ноги и я просто рухнула на колени рядом с сундуком. Брат, семья, гости — все перестало для меня существовать в этот момент. Все, кроме моего полупустого сундука.
Как во сне, я вынимала оттуда вещи, которые с такой надеждой шила или вязала многие годы, которые с такой радостью принимала в подарок от матери или близких подруг… Вот простыня, вышитая по углам букетами барвинка. Вот зимняя юбка из теплой мягкой шерсти. Вот теплая шаль, а второй, нарядной, не вижу, наверное, лежит в самом низу…
— Кружева. Где же кружева? — я и не замечала, что проговариваю все это вслух, пока на мое плечо не опустилась рука господина фон Хагедорн.
— Что случилось, Траутхен?
— Кружева. Пропали кружева… — я твердила, словно заведенная. И праздничная шаль. И… — Внезапно я осознала, что все это время сижу на полу и все вокруг смотрят на меня. От этих взглядов, от откровенно непонимающих до сочувствующих, мне стало еще хуже. Поняв, что после такого позора мне не поможет не то что указ наместника, сам король, я подобрала юбки и выбежала из комнаты. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда!
— Так, парень, — фон Хагедорн уже понял, что здесь придется разбираться без шуток. Легкая прогулка с хорошими новостями превращалась в серьезную работу для бургмана, — беги-ка за теткой и присмотри, чтобы беды не натворила. А мы тут за закрытыми дверями сами разберемся, что у кого и куда пропало.
Хайко, без лишних вопросов метнулся к двери. Выскочив во двор, он оглянулся, пытаясь выяснить направление, в котором убежала тетка. Лес или река? И тут же успокоился, увидев, как понятливый Айко уже спешит вслед за Трауте, чья фигурка в синем то и дело мелькала в зарослях лозы. В этом месте Ауе делала загиб, подходя почти вплотную к бургу и окрестным поместьям, но не будет же, в самом деле, Трауте топиться из-за такой мелочи, как какие-то там кружева? Впрочем, Айко — парень толковый, он присмотрит, в случае чего. Хайко покачал головой и, уже без особой спешки, пошел в сторону реки. Сегодня он узнал много нового о своей семье и, похоже, им с теткой будет о чем поговорить.
Я бежала, сама не понимая, куда бегу. И зачем. Внутри все горело от обиды, горечь подкатывала к горлу неприятным комком. Опомнилась я только от того, что ветка лозы больно хлестнула меня по лицу. Я оказалась в лозняках, почти у самого берега Ауе. Под ногами чавкало, в теплом воздухе витал запах тины, в окрестных кустах суетились птицы… Я оглянулась непонимающе, зачем я прибежала именно сюда? Здесь, конечно, меня никто не найдет, но спрятаться ото всех можно было и поближе к дому, где не так сыро. Тем более, и от осознания этого было еще больнее, сколько не прячься, а домой возвращаться придется.
— Тетя Трауте! Тетя Трауте! Ты где?! — Айко, как обычно, лез по лознякам с элегантностью ярмарочного медведя. Сколько не учил его Хайко двигаться тихо на охоте, охотник из парня так и не вышел. Слишком молод, слишком горяч, слишком порывист, хотя другие в его годы уже, бывало, и в войнах участвовали. Хорошо, хоть рыбачить научился, все ж не пропадет. Эх, я в свои четырнадцать тоже верила, что чудеса случаются.
— Тут я, Айко! — отозвалась. — Ты чего орешь?
— А, догнал, наконец-то! — племянник выбрался из очередного куста, отфыркиваясь и смахивая с лица паутину, — Ты чего сорвалась? Я там возле дома крутился, думал, вдруг понадоблюсь, а ты ка-а-ак вылетишь, ка-а-ак побежишь, да прямо к реке. Случилось чего?
