«Скудин», – гласили жёлтые буквы. «Паскудин», –шёпотом съязвил папа, когда они достаточно отдалились от проходной. Остраянелюбовь к госбезопасности у него была, как он сам говорил, генетическая. Ещёсо времён отца, замученного НКВД. – Ох, пометёт новая метла…»
* * *
– Иду!.. – Сколов волосы хвостом, Маша храброзашла в воду по пояс, с визгом присела – и торопливо, чтобы скорее согреться,поплыла неуклюжим, собственного изобретения стилем. С водной стихией она былане очень-то в ладах. Потому, может, и не жаловала свое настоящее имя – Марина,то бишь «морская». Только папе дозволялось её так называть, другим было нельзя.Ребята на службе извращались кто как умел: Маша, Машерочка, Мура, дажеМатильда. Папа при этом морщился, точно от зубной боли. Но особенно травмировалаего «Марьяна», придуманная Иваном.
А голоса матери Маша не слышала никогда. Та умерла родами,от неудачного кесарева.
Скудин между тем резвился вовсю, демонстрируя высший классбоевого плавания. Мастерски нырял, высовывался по пояс над поверхностью озера,резким рывком выскакивал высоко в воздух, словно ниндзя, запрыгивающий«способом молодого лобана» в лодку своего противника. Ключом вскипала вода,играли на солнце брызги, потом всё успокаивалось и затихало – надолго, такнадолго, что Маше делалось страшно. Иван всякий раз отсутствовал раза в двадольше, чем теоретически полагается выдерживать под водой человеку, но всё жевыныривал, как таинственное подводное чудище, троюродный брат Нэсси изшотландского озера, называвшегося воровским словом «лох»… Маше было не дозабав. Она степенно проплыла разик вдоль берега, смешно отплёвываясь и задираянад водой подбородок. Выскочила на сушу и сразу принялась яростно вытираться.Натянула трусики, путаясь, залезла в платье… Снова закурила и блаженно устроиласьна камушке. Господи, до чего ж хорошо!..
…Папа оказался прав. Новая метла действительно взялась местисовсем не как прежняя, подевавшаяся в одночасье неизвестно куда. Спустя времядаже «генетический» ненавистник гэбистов был вынужден скрепя сердце признать:скудинские орлы были профессионалами. Не мозолили глаза, не лезли, каксаранцевские, по делу и без дела во всякую бочку затычкой. Они присутствовали.Ненавязчиво и незаметно. Однако фотоаппарат, вмонтированный в оправу очковофициального японского гостя (интеграция, знаете ли, сотрудничество,разрядка…), запеленговали сейчас же. Быстро мобилизовали из ближайшейлаборатории аппарат для рентгеновского просвечивания. Свинтили мешающие краны ивсякие защитные крышечки… и уже в директорском кабинете, во время чаепития ипрощальных поклонов, устроили японцу лёгкую внеочередную флюорографию. Сквозьдеревянную стену. Секунд этак на пять. Никакого ущерба здоровью, но длямикропленки – летально. «А не совсем идиот, – в первый раз сказал проСкудина папа. И тут же поправился – Конечно, для питекантропа…»
Все это время Маша видела грозного подполковника почтикаждый день. И всякий раз почему-то испытывала большую неловкость. Как будточто-то их связывало, какой-то секрет. Чушь, конечно. Она могла бы поклясться – онне обращал на неё никакого внимания Вежливо здоровался, и все…
А потом настала осень и её. Машин, день рождения. Справлялиего, как обычно, в лаборатории. С «Алазанской долиной», бутербродами и тортамипрямо на столах, застеленных старыми распечатками. И все это хотя под конецдня, но, естественно, в рабочее время.
Когда уже чокнулись за «новорожденную» и собрались налить повторой, чтобы должным образом почтить Машиного poдuтеля, в запертую (по случаюнелегальщины) дверь деликатно постучали с той стороны. Молодежь бросиласьпрятать рюмки, а папа напустил на себя независимый вид и лично отправилсяоткрывать. Кому, как не начлабу, и случае чего отмазывать сотрудников отразгневанного начальства!
Шелкнул замок, и стало ясно, что действовать придётся похудшему из мыслимых вариантов. Ибо на пороге стоял лично заместитель директорапо режиму. А в глубине коридора просматривалась троица его ближайших подручных.Могучие парни переминались, ни дать ни взять «болея» за своего командира.«Можно к вам?» – дипломатично спросил Скудин, хотя мог бы войти и не спрашивая,и папа потом говорил, что почувствовал себя носом к носу с вампиром, которому,как известно, вначале требуется приглашение. «Прошу…» – буркнул он, отступая сдороги. «Приятного аппетита, – пожелал Иван всем присутствующим. И… извлёкиз-за спины розы. Целый букет нежно-лососёвых, нравившихся (и откуда узнал…)имениннице. – Поздравляю вас, Марина Львовна, с днём рождения, –продолжал он улыбаясь, но глаза почему-то были настороженные и тревожные. –И ещё… позвольте сделать вам… предложение. Выходите за меня замуж!»
«Что?!!» – ахнула Маша.
Но внутренне, чёрт побери, нисколько не удивилась…
Скудин наконец выбрался на берег. Полотенце ему было безнадобности. Гимнастика, отжимания на кулаках, бой с тенью, которая в итогенаверняка угодила в свою теневую реанимацию… Маша долго смотрела на мужа,любуясь, потом вспомнила, что надо было сделать одну вещь.
Дурацкая по здешней жизни городская привычка – таскать ссобой кошелёк, а вот пригодилась. С самым серьёзным видом она разыскалазолотистый новенький гривенник и бросила к подножию валуна: «Ваше благородие,владычица Выгахке… нижайше прошу вашего пардона, поелику аз есмь засранка идура. Зело вельми понеже и паки. – Бессмертный „Иван Васильевич“ упopно лезей на ум. – Не корысти ради, а токмо волею…» Господи, какая дичь, хорошохоть, что мысленно, Иван не услышит и не засмеет. А если серьезно, то, конечно,дура, уехала, с отцом даже не попрощалась. Гордая, самостоятельная. вылетевшаяиз родительского гнезда, заневестившаяся дочка-красавица. Засранканеблагодарная…
…В общем, чудесные лососёвые розы обратно в скудинскуюфизиономию не полетели. «Таких ребят полно! А ты!..» – возмущался папанесколько времени спустя, когда «Иван Степанович» превратился в «Ваню» и даже«Ванечку» и повадился чуть не ежедневно похищать Марину после работы, так чтодомой она возвращалась иной раз за полночь. Возвращалась с сияющими, междупрочим, глазами. «Он же натуральный головорез! Дуболом!.. Мокрушник нагосударственной службе!.. – рокотал Лев Поликарпович. – Да что ты в…гестаповце этом нашла? Когда доктора и кандидаты кругом…»
«За кандидата наук, если помнишь, я уже выходила!» –отбивалась Марина. Её жизненный путь действительно ознаменовался недолгим инеудачным браком с сыном старого папиного товарища, талантливым математиком.Машу, собственно, и привело под венец в основном глубокое уважение к Володинойодарённости. Шесть месяцев совместной жизни, в течение которых он то и делоперебивал её на полуслове, ибо способен был рассуждать только о любимыхпроблемах кодирования, расставили все точки над «ё». Молодые люди развелись безразменов квартир, скандалов и слез, оставшись друзьями. Их дружбе оказалосьдостаточно научных консультаций раз в две недели. А большего, как теперь было ясно,и с самого начала не требовалось.
В настоящий момент Марину анемично обожал другойпотомственный гений, на сей раз биохимик. Естественно, опять сын папиногостарого друга. Дима тоже был необычайно талантлив, Маше было с ним интересно…Но муж, только способный преданно смотреть ей в рот?.. Муж, чья личность в еёприсутствии полностью исчезает?..
