— Я не шучу. Он псих, — настаивал Клевинджер.
— Они хотят меня убить, — спокойно сказал Йоссариан.
— Никто не помышляет убить именно тебя! — заорал Клевинджер.
— Хорошо, почему же тогда они в меня стреляют? — спросил Йоссариан.
— Они стреляют во всех, — ответил Клевинджер. — Они пытаются убить каждого.
— А какая разница? Значит, и меня!..
Но Клевинджер уже завелся. С помутившимся взглядом и трясущимися побелевшими губами он привстал со стула. Всякий раз, когда Клевинджер вступал в спор, с пеной у рта отстаивая свои идеи, он задыхался, жадно хватал ртом воздух и часто моргал, стряхивая с ресниц слезы — горькие слезы человека непонятого, но убежденного в собственной правоте. У Клевинджера было много идей, которые он отстаивал с пеной у рта. Он сам был ненормальный.
— Кто это «они»? — допытывался Клевинджер. — Кто именно, по-твоему, хочет тебя убить?
— Все они.
— Кто?
— А ты как думаешь, кто?
— Понятия не имею.
— А почему же ты тогда заявляешь, что они не хотят меня убить?
— Потому что… — брызжа слюной, начал Клевинджер, но осекся и умолк с выражением полного отчаяния.
Клевинджер искренне считал себя правым, но Йоссариан — тоже, так как у него были доказательства: совершенно незнакомые люди палили в него из пушек каждый раз, когда он поднимался в воздух, чтобы сбросить на них бомбы. И это было далеко не смешно. Да и все остальное тоже. Например, он не находил ничего занятного в том, что приходилось жить как идиоту в палатке на Пьяносе, где позади тебя пузатые горы, а впереди голубая морская гладь, которая проглотит кого хочешь, так что и глазом моргнуть не успеешь, и выкинет обратно на берег денька через три, разбухшего и посиневшего, свободного от всех земных забот.
Палатка, в которой он жил, стояла на опушке реденького леска, отделявшего эскадрилью Йоссариана от эскадрильи Данбэра. Тут же рядом, в выемке заброшенной железной дороги проходил трубопровод, по которому авиационное горючее поступало к бензозаправщикам на летное поле.
Благодаря Орру, соседу Йоссариана по палатке, их жилище было самым роскошным в эскадрилье. Каждый раз, когда Йоссариан возвращался после очередной отлежки в госпитале или из Рима, где бывал в увольнении, его приятно поражали новые удобства, созданные Орром в его отсутствие: то водопровод, то печка, то цементированный пол.
Место для палатки выбрал Йоссариан, а ставили они ее вдвоем с Орром. Орр, вечно посмеивающийся пигмей с пилотскими нашивками и густой каштановой шевелюрой с пробором посередине, давал идеи и советы, а Йоссариан, который был выше ростом, сильнее, шире в плечах и подвижней, претворял эти идеи и советы в жизнь. Так они вдвоем здесь и жили, хотя палатки хватило бы на шестерых. Когда пришло лето, Орр закатал борта палатки вверх, чтобы свежий морской ветерок выдувал застоявшийся воздух.
Рядом жил Хэвермейер. Он жил один в двухместной палатке, любил грызть земляные орешки и каждую ночь убивал по одной мыши, всаживая в нее пулю из пистолета сорок пятого калибра, который он украл у покойника в палатке Йоссариана.
Дальше за Хэвермейером стояла палатка, которую Макуотт уже больше не делил с Клевинджером. Тот все еще не вернулся с задания, когда Йоссариан вышел из госпиталя. Вместо Клевинджера в палатке жил Нейтли, но сейчас Нейтли был в Риме, где обхаживал одну сопливую потаскушку, в которую влюбился по уши и которой изрядно надоели и ее занятие, и Нейтли с его пылкой любовью.
Макуотт был совершенно ненормальный. При каждом удобном случае он норовил как можно ниже пролететь над палаткой Йоссариана, чтобы насладиться зрелищем насмерть перепуганного приятеля. Еще он любил с диким ревом промчаться над плотом, связанным из досок и пустых бочек из-под горючего, и над песчаной отмелью вдоль чистой белой полосы пляжа, где мужчины купались нагишом.
Жить в одной палатке с чокнутым не так-то легко, но Нейтли это нисколечки не смущало. Он сам был тронутый: каждый свободный день он ходил работать на строительство офицерского клуба. Йоссариан в этом деле участия не принимал.
Вообще было много клубов, в сооружении которых Йоссариан не принимал ни малейшего участия, но больше всего в этом смысле он гордился клубом на Пьяносе. Это был весьма внушительный монумент, воздвигнутый не иначе как в честь железной решимости Йоссариана не пачкать рук на стройке. Йоссариан не подходил к стройке вплоть до полного завершения работ, но зато потом начал захаживать в клуб довольно часто. Уж больно ему нравилось это большое, просторное, красивое, крытое щепой здание, и он трепетал от удовольствия при мысли, что этакая красотища сооружена без его малейшего участия.
В последний раз Йоссариан и Клевинджер обозвали друг друга психами, когда они и еще двое сидели за столиком в офицерском клубе. Рядом стоял стол для игры в кости, где Эпплби всегда ухитрялся выигрывать. В кости он играл так же здорово, как и в пинг-понг, а в пинг-понге был так же силен, как и во всем прочем. За что бы Эпплби ни брался, он все делал хорошо. Этот белокурый малый из Айовы верил в бога, в святую материнскую любовь и в «американский образ жизни», хотя никогда глубоко не задумывался ни над тем, ни над другим, ни над третьим. И всем он нравился…
— …Ненавижу сукина сына, — проворчал Йоссариан. Их спор с Клевинджером начался несколько раньше, когда Йоссариан пожалел, что у него нет при себе пулемета. В эту ночь клуб был полон. В баре полно, у стола для игры в кости полно, стол для пинг-понга занят. Люди, которых он перестрелял бы с великим удовольствием, толкались у стойки бара, распевая затасканные душещипательные песенки, которые только одним им еще не надоели. Не имея возможности скосить из пулемета всех подряд, Йоссариан удовлетворился тем, что с остервенением раздавил каблуком подкатившийся к нему целлулоидный пинг-понговый шарик.
— Ох уж этот Йоссариан! — захохотали во все горло оба офицера, игравшие в пинг-понг, и достали новый шарик из коробки на полке.
— Да, этот Йоссариан!.. — отозвался Йоссариан.
— Йоссариан! — предостерегающе прошипел Нейтли.
— Теперь вы поняли, что я имел в виду? — спросил Клевинджер.
Офицеры, услышав, как Йоссариан передразнивает их, снова засмеялись.
— Ох уж этот Йоссариан! — сказал один из них еще громче.
— Да, этот Йоссариан!.. — откликнулся, как эхо, Йоссариан.
— Йоссариан, прошу тебя… — взмолился Нейтли.
— Вы поняли, что я имел в виду? — спросил Клевинджер. — Этот человек — антиобщественный, агрессивный элемент.
— Слушай, заткнись, — сказал Данбэр Клевинджеру. Данбэр любил Клевинджера за то, что тот раздражал его и тем самым как-то замедлял слишком быстрое течение жизни.
— …А Эпплби сегодня нет, — торжествующим видом сказал Клевинджер, обращаясь к Йоссариану.
— При чем тут Эпплби? — поинтересовался Йоссариан.
