Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Если б это зависело от нее, Ричард играл бы все мужские роли и половину женских.
Джеймс поморщился.
– Ну а Мередит досталось бы остальное, – продолжал я.
– Когда ты завтра читаешь? – спросил он, прижав ладони к глазам.
– Я? После Ричарда. За мной – Филиппа.
– Да, а я за ней. Бедняга. – Джеймс.
– Удивительно, что она еще все не бросила. Я бы на ее месте так и поступил. – Я.
– Ну, она намного более устойчива, чем все. Может, именно поэтому Гвендолин и мучает ее. – Джеймс.
– Просто потому, что она может выдержать это? – спросил я. – Как жестоко.
Он пожал плечами.
– Да уж… Гвендолин…
– Будь моя воля, я бы все перевернул вверх дном, – решил я. – Пусть Александр был бы Цезарем, а Ричард – Кассием.
С усталой улыбкой он забрался в постель.
– А я по-прежнему Брут?
– Нет. – Я швырнул в него носок. – Ты – Антоний. На сей раз я буду главным.
– Придет и твоя пора играть трагическую роль. Дождись весны.
Я поднял взгляд от ящика, в котором рылся в поисках чистых боксеров.
– Неужели Фредерик снова делился с тобой секретами?
Джеймс заложил руки за голову и смущенно посмотрел на меня.
– Возможно, он упоминал «Троила и Крессиду». У него есть фантастическая идея насчет битвы полов. Троянцы будут мужчинами, а греки – женщинами.
– Какое-то безумие.
– Почему? Пьеса настолько же о сексе, насколько и о войне. Гвендолин, естественно, захочет, чтобы Ричард был Гектором, – сказал он. – Но это сделает тебя Троилом.
– А почему, во имя всего святого, Троилом не станешь ты?
Джеймс поерзал, изогнул спину, прижав плечи к матрасу.
– Я сказал Фредерику, что хотел бы иметь разнообразное портфолио.
Я пялился на него, раздумывая, надо ли мне обижаться.
– Не смотри на меня так, – тихо произнес он с упреком. – Он согласился, что нам нужно выйти за рамки. Я устал играть влюбленных дураков вроде Троила и уверен, что тебе надоело быть на второстепенных ролях.
Я потер затылок и плюхнулся на кровать.
– Да, наверное, ты прав. – Я уставился на пыльно-голубой балдахин, гадая, насколько он смахивает на ночное небо. На мгновение я позволил своим мыслям затеряться, а затем рассмеялся.
– Что смешного?
– Тебе придется быть Еленой Троянской, – сказал я. – Ты единственный из нас, кто достаточно симпатичен.
Мы лежали и смеялись в темноте, пока не заснули, и спали крепко, не подозревая, что уже на следующее утро поднимется занавес над драмой, которую поставим мы сами.
Сцена 2
Классическое художественное училище Деллехера занимало примерно двадцать акров на западном краю городка Бродуотер, и границы их так часто наплывали друг на друга, что сложно было сказать, где заканчивался кампус и начинался город. Первокурсники размещались в кирпичных зданиях Бродуотера, тогда как второкурсники и третьекурсники теснились в Деллехер-холле, а горстка четверокурсников пряталась в странных изолированных уголках кампуса, оставаясь предоставленными самим себе.
Мы, студенты четвертого курса театрального отделения, обосновались на дальнем берегу озера в строении, которое носило причудливое прозвище Замок – в каменном здании с башенкой; первоначально оно предназначалось для садовника.
Деллехер-холл представлял собой просторный особняк в якобинском стиле, стоящий на склоне крутого холма, неподалеку от темной глади озера. Общежития и бальный зал находились на четвертом и пятом этажах, аудитории и кабинеты – на втором и третьем, ну а первый был разделен на трапезную (или же, попросту говоря, столовую), музыкальный зал, библиотеку и консерваторию. С западной стороны здания находилась часовня. Герметические философы-четверокурсники обитали в бывшем домике священника: к девяностым годам двадцатого столетия сооружение уже не служило никаким религиозным целям, если не считать редких языческих ритуалов, что отправляли студенты-языковеды, нуждавшиеся в алтаре. Прежде, еще в сороковых, здание факультета изящных искусств Арчибальда Деллехера (в силу ряда причин его прозвали «Фабрика») было возведено с восточной стороны Деллехер-холла, между ними вклинивались внутренний дворик и соты ступенчатых дорожек. Это постройка стала домом и для Театра Арчибальда Деллехера, и, конечно, для репетиционного зала, следовательно, это было то самое место, где мы проводили большую часть нашего времени.
В восемь часов утра, в первый день занятий здесь было исключительно тихо.
Мы с Ричардом вместе покинули Замок и направились к Фабрике, и хотя моя очередь была после него, я мог прийти на прослушивание попозже – в девять.
– Как ты? – спросил он, пока мы взбирались по крутому зеленому склону.
– Нервничаю, как и всегда. – Сколько бы прослушиваний у меня ни было, меня постоянно мучила тревога.
– Спокойно, парень. – Он хлопнул меня по плечу своей огромной ладонью, так что я качнулся на несколько дюймов вперед, коснувшись пальцами влажной травы. Раскатистый смех Ричарда эхом отозвался в неподвижном утреннем воздухе, и он схватил меня за руку, чтобы поддержать.
– Видишь? – сказал он. – Просто стой на ногах, и все будет в порядке.
– Засранец, – ответил я со слабой улыбкой.
Ричард обладал особым воздействием на людей.
Как только мы добрались до Фабрики, он весело хлопнул меня по спине и исчез в репетиционном зале вместе с Фредериком и Гвендолин. Я расхаживал взад-вперед по дорожке, мысленно, будто молитву, повторяя реплики Перикла, и наконец вошел внутрь.
Наши прослушивания в первом семестре определяли, какие роли мы будем играть в осенней постановке. В тот год это был «Юлий Цезарь». Трагедии и исторические пьесы резервировались для четвертого курса, тогда как третий был посвящен комедиям, ну а все остальное распределялось между второкурсниками. Студенты первого курса вкалывали, как чернорабочие, за кулисами, посещали лекции и гадали, во что же, черт возьми, они вляпались. Каждый год учащиеся, чья успеваемость считалась неудовлетворительной, исключались из программы – иногда их число составляло половину курса. Чтобы дожить до выпускного, требовался либо талант, либо слепая удача. В моем случае – последнее.
Вдоль стены, возле пересечения коридоров, двумя аккуратными рядами висели фотографии студентов последних пятидесяти лет. Наш снимок оказался последним и уж точно самым сексуальным. Это было рекламное фото прошлогодней постановки «Сна в летнюю ночь». Мы тогда выглядели моложе.
Кстати, именно Фредерику пришла в голову идея сделать из «Сна» пижамную вечеринку. Мы с Джеймсом – Лизандр и Деметрий соответственно – в полосатых боксерах и белых майках стояли, глядя друг на друга, а между нами была Рен – Гермия – в короткой розовой ночнушке. Слева от меня – Филиппа в длинной синей сорочке вцепилась в подушку, с помощью которой она и Рен дрались в третьем акте. В центре снимка Александр и Мередит сплетались, словно пара змей: он – зловещий соблазнитель Оберон в черном банном халате, она – роскошная Титания в откровенном кружевном неглиже. На левом краю фотографии, явно в самом выгодном ракурсе, стоял Ричард. Он был в клоунской фланелевой пижаме, но выделялся среди других актеров, а из его густых черных волос торчали ослиные уши. Он был самым ненормальным ткачом Ником Основой, которого я когда-либо видел, и он, как и всегда, стал королем постановки.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
