Получив копию договора, я выпроводила Аглаю, а потом глянула на Бро и предложила:
— Ну его к чёрту, этот чай, Брошка! Пошли в «Подстаканник». Прогудим половину зарплаты: возьмём мне американо, а тебе что-нибудь без кофеина.
— Сначала кофе без кофеина, потом пиво без алкоголя, а потом ты приволочёшь домой резинового мужика?
Я моргнула, не зная, что сказать.
— Хотя бы уже тогда не целого. И обязательно с инструкцией по употреблению. А то твой Хренчик своим хренчиком точно пользоваться не умел… Сливка, не смотри на меня так. Вообще не понимаю, с чего мне эта фигня в голову пришла. Я в последние дни сама себя боюсь. О таких вещах думаю — стыдно признаться.
— Идём уже в твой «Подстаканник». Заодно где-нибудь чебурек с кошатиной купим. Страх до чего хочу чего-нибудь вредненького, жирненького. Чтоба вот совсем-совсем фу!
Моя Бро. Обожаю её!
Клоанца — злая колдунья, персонаж сказки «Ореховый прутик» румынского писателя Кэлина Груя
Глава 2. Это «ж-ж-ж» неспроста
После того, как к нам в гости залетела на своей метле ведьма Аглая, прошла неделя, а обещанный муж с полным саквояжем инструментов так и не появился на нашем пороге. Бро даже пробовала дозвониться по указанному в копии договора телефону, но механический голос в трубке равнодушно сообщил, что набранный нами номер не существует. И нам только и оставалось, что растерянно почёсывать затылок.
— Хорошо хоть деньги вперёд не заплатила, — вздохнула от облегчения я, когда первый шок прошёл. Мой стакан, в отличие от Брошкиного, всегда был наполовину полон.
— Точно оттяпают у нас половину квартиры, — вынесла приговор сестра и, недовольно сопя, потащила отксерокопированную копию договора интернатскому юристу.
Пожилой еврей Яков Самуилович Кацман носил миниатюрные очочки с овальными линзами, внушительных размеров круглое брюшко и блестящую, как яйца кота (это меткое выражение я у Бро позаимствовала) лысину. Однако несмотря на свою несколько комичную внешность или даже вопреки ей дядя Яша обладал характером исключительной серьёзности и абсолютной надёжности. Предоставленный договор он изучил вдоль и поперёк и, перезвонив по вечерней заре, заявил нечто совершенно неожиданное:
— Вот что я имею вам сказать, Бронечка, — пропел он в трубку, растягивая гласные на манер одесских жителей, хотя в Одессе не бывал ни разу. — Это не договор, это, простите, бред сивой кобылы. Вам кто его подсунул? Перри Мэйсон, который таки поссорился с мозгами на старости лет?
— Перри Мейсон по уголовным делам шарил, — проворчала Бро. — А тут разве что мошенничество… Так точно у нас квартиру никто не отожмёт?
— Ой, не смешите мне то место, где спина заканчивает своё благородное название, — хмыкнул дядя Яша. — Ни квартиру, ни почку, ни тараканов с кухни, чтоб им так жилось, как мне, когда я с нашими спонсорами договариваюсь.
И добавил после короткой задумчивой паузы:
— Но дверь, ради моего спокойствия, посторонним пару месяцев не открывайте. А то вам могут сделать такой скандал, что мы все потом от души повеселимся. Психи, Бронечка, они по осени особенно буйными бывают.
Бро резонно возразила, что за окном зима, но это ни капли не смутило мужчину, заявившего, что зима — это когда на улице мороз и собачье дерьмо спрятано под белым снегом, а когда ты утром выходишь из дому, а потом половину дня говно с подошвы итальянских ботинок счищаешь, то это ни разу не зима, а самая поганая осень.
Крыть эту карту Бро было нечем и она предпочла поменять тему.
— Дядь Яш, а у вас нет знакомого, который ба нам со Сливкой небольшой ремонтик организовал? Чтоба рукастый и чтоба денег много не слупил.
— «А где найти мне такого служителя не слишком дорогого»? — Довольный своей шуткой, дядя Яша забавно хрюкнул. — Насколько небольшой ремонтик-то?
Бро глянула на меня, вопросительно приподняв бровь, и я, как основной добытчик, предположила вслух, благо мобильник сестра на громкую связь поставила:
— Евро на пятьсот?
— На шестьсот и бутылку коньяка дяде Яше за помощь, — посмеиваясь, ответил круглый юрист, — и сей ремонт таки перестанет быть вашей головной болью.
Мы с Бро расхохотались. Сестра пообещала завтра зайти, «чтоба обговорить все детали за рюмкой персикового сока».
На радостях, что Аглая оказалась просто психической фантазёркой, а не маньячной мошенницей, я ломанулась в «Корзинку» за тортом, который мы с Брошкой весело сожрали, в сотый раз пересматривая «Людей в чёрном».
А утром я проснулась не от стонов блюющей будущей мамы, а от её же надсадно-истеричного визга.
Вот вы будете смеяться, но я отчего-то сразу же подумала про ведьму Аглаю. И не спрашивайте у меня, почему. Вот просто вспомнила, беспочвенно и беспредметно, как говаривал наш препод по философии во времена моего студенчества.
То есть не так. Я сначала с элегантностью бешеной коровы рванула из кровати, сверкнула копытами, проехавшись носом по ковровому покрытию, выругалась совершенно в Брошкиной манере, если не хуже, и только потом, сообразив, что сестра стоит у окна и орёт во всю силу своих миниатюрных, но таких, как оказалось, мощных лёгких, вспомнила про вампирскую ведьму. Ну или ведьминскую вампиршу, это как кому больше нравится.
— Бро! — попыталась перекричать сестру. — Бро-о! Тебе плохо? Скорую вызвать?
Удивительно, но Брошка замолчала, повернулась ко мне с совершенно безумным, паническим выражением лица и просипела:
— Тогда уж сразу санитаров. Иди сюда, Сливка. И скажи первое, о чём подумаешь.
И добавила, когда я сделала первый шаг в направлении окна:
— Только не очень громко.
Предупреждение пришлось весьма кстати. Если б не оно, я бы точно на крик сорвалась. А так стояла молча, стоически терпела метущийся внутри меня ужас и ни звука не обронила, пока Бро не напомнила о своём присутствии, больно ущипнув меня за ягодицу.
— Не благодари, — отмахнулась она, когда я зашипела. — Я тоже сначала подумала, что сплю.
— А я не об этом, — ошарашенно призналась я.
— А о чём?
— Спасибо дедушке Успенскому за своевременное предупрежден о том, что вместе только гриппом болеют, а с ума по отдельности сходят… (из сказки Эдуарда Успенского «Дядя Фёдор, пёс и кот») Хотя санитары всё равно не были бы лишними.
За окном нашей хрущёвки были высокие пальмы с короной из изумрудных листьев, синее-синее знойное небо, заполненное суетой торопливых стрижей, бирюзовое море на горизонте и голубоватый мрамор стерильных, судя по виду, улиц. На месте же детского садика с кривым забором и скрипучими, как кровать у наших соседей-молодожёнов, качелями — белокаменная крепостная стена, по зубчатой крыше которой с самым независимым видом мужик в красном сарафане выгуливал стайку полуголых пацанят.