От всего вышесказанного у Марьванны под седыми, круто наверченными кудрями пробежали мурашки, тонко выщипанные брови покарабкались на лоб, собирая гармошкою кожу и отслаиваясь от нанесенных черным карандашом рисунков идеальных дуг.
— Да ты офонарел, носатый?! — прошептала Марьванна, хватаясь дрожащей рукой за то место, где у нее должны были располагаться грудь и сердце. Но ни того, ни другого нащупать ей не удалось, несмотря на пятый размер первой и усиленную пульсацию второго. Пальцы Марьванны колотились как у лютого алкоголика с будунища. Никогда Марьванна еще не была так близка к позорнейшему обмороку. — Кыш, кыш! Ты вообще кто такой?! Что значит — невесту?! Ты сюда баб таскать собрался?! У меня здесь не публичный дом!
— А зря, — веско заметил старикашка и, отодвинув окаменевшую от изумления хозяйку дома бархатным тощим плечиком, прошествовал из прихожей в комнаты, виляя задницей так, будто модные узкие джинсовые штаны с него соскальзывали, а он своими нервными телодвижениями забирался в них обратно, да поглубже. Черный толстый котище, еще раз прицельно цыкнув мочой в угол, побежал за ним, нахально задрав пушистый хвост.
Эффектное появление нарядного незнакомца навело Марьванну на мысль, что это — ни больше и ни меньше, — иностранный шпион, и гнать его надо в три шеи, пока он не завербовал ее и не начал пытать. Или нет; не гнать. Пленить и сдать в соответствующие органы!
Вся кипучая, неукротимая, как Анжелика в любви, натура Марьванны тотчас встряхнулась от тягостного скучного существования и потребовала немедленных действий, желательно — с летальным исходом. Зловредный ловелас-вредитель Петрович был мгновенно забыт. Вся неизрасходованная кипучая страсть, вся практически коммунистическая ненависть были безраздельно отданы ему — американскому шпиону в нарядном пиджачке. И теперь, перед лицом настоящей опасности, старый добрый Петрович воспринимался чем-то незначительным, мелким и рутинным, вроде армейской учебки в сравнении с настоящим боем. Это был звездный час Марьванны! Судьба готовила ее именно к этому!
«Смелей!» — отважно подумала Марьванна и бросилась спасать Родину.
Прокравшись на кухню, покуда странный шпион привередливо разглядывал ее скромные апартаменты, Марьванна запаслась скалкой покрепче, из дуба, потемневшей и залоснившейся за долгие годы службы. Неслышно и коварно, как финский лыжник-партизан, зашла она к очкастому незнакомцу со спины, и, решительно развернувшись, треснула его скалкой в темя с криком:
— Прочь из моего дома, порочное дитя капитализма!
В свой великолепный удар Марьванна вложила все свое мнение об угнетателях вообще, и о бархатном красавце — в частности. Голова его, покрытая модной шляпой, от соприкосновения со скалкой издала грозное «бам!» и дважды лихо обернулась вокруг своей оси, лупая на застывшую Марьванну изумленными глазами и ревматично хрустя шейным позвонками.
Но вместо желанного летального исхода старикашка, ухватив себя за нос и этим прекратив вращение головы, только нервно вздрогнул, а Марьванна, охнув, выронила скалку из ослабевших патриотических рук.
«Терминатор!» — подумала в необъяснимом восторге и ужасе Марьванна, когда старикашка медленно и злобно оборачивался к ней, почесывая ушибленное место желтоватыми старческими ногтями. Сняв кокетливую шляпу из светлой соломки, старик явил перепуганной Марьванне золотой обруч с рожками, ни дать, ни взять — корону. Или вражескую антенну, кто их разберет.
— Убить Кощея Бессмертного — такое себе решение, — бархатным голосом прожженного ловеласа и дамского угодника произнес черный котище, прерывая свою речь оглушительным мурлыканием и путаясь в ногах Марьванны. — Не делай резких движений, мать, и будет тебе счастье. Что ты всполошилась-то?
— Заплачу, — с ненавистью прошипел старик, щедро сыпанув Марьванне под ноги горсть желтых монет. Те рассыпались, запрыгали по линолеуму, и Марьванна всплеснула руками, поняв, что это настоящее золото. — Так что с невестами?
Глава 3. Секрет Яги
Марьванна сердито гремела на кухне кастрюлями. Пахло чем-то невкусным, пересоленным и даже немного сожженным, но Кощею Трепетовичу это было безразлично. К Марьванне был приставлен кот Баюн — при каждом ее шаге он ужом вился у нее меж ног, как будто его Куклачев отдрессировал, и беспардонно совал свою жирную усатую рожу во все кастрюльки. Озлобленная нашествием самовольных постояльцев Марванна пыталась дать коту пинка, но промахивалась мимо его верткой задницы. Так что шансов насыпать яду и устроить Кощею несварение у нее не было.
Кощею было важно другое. Ему не терпелось привести себя в божеский вид, ибо Баба Яга снарядила его в путь-дорогу не близкую по чесноку, ото всей своей злодейской души раскрыв томящемуся без любви Кощею свою тайну…
— Хороший мужик ты, Кощей, — щедро заявила нетрезвая Яга. — Все думали, что ты плохой, злой, а ты-то ведь хороший! Дурной, правда, немножко, но это потому, что по голове тебя били часто. Хоть и властный господин, да… За сердце твое чистое, за душу твою непорочную, бабами не изгаженную, за стишки твои убийственные открою я тебе тайну свою великую, так и быть — поделюсь… Будешь?
В костлявом кулаке Яги, щедро протянутом Кощею, была зажата четырехгранная бутылка зеленого стекла. В таких бутылках обычно хранится яд — вона же череп черный с перекрещенными костями, порядком затертые от времени, выглядывают из-под ладони Яги. Плещущееся в бутылке пойло остро пахло алкоголем.
— Благодарствую, — сухо отказался Кощей.
— Ну, а я выпью, — кокетливо ответила Яга и бухнула прямо из горла.
Пила, вроде, Яга, а Кощею почему-то казалось, что он. Потому что с каждым глотком Яга становилась все моложе, все полнее, все завлекательнее. Морщинистые дряблые щеки ее белели, разглаживались, наливались румянцем, сочные груди натягивали ветхую ткань сарафана, под аппетитной задницей затрещал стул.
— Ну, как тебе фокус? — отбросив опустевшую бутылку, ликуя, прокричала Яга нетрезвым голосом, упирая руки в боки. Кощей на миг онемел, от изумления пуская слюни и чуть привстав на трясущихся ножках. — Вот эдак я богатырей и заманиваю!
— Бабубы, — сказал Кощей на языке неандертальцев, дико и ненормально вращая глазами.
Яга была диво как хороша. Богата бедрами, тонка станом, бела лицом. О союзности ее бровей говорить не приходилось. Союзны!
Глядя на нее, Кощей понимал, что «Плэй Колобками» можно было б не только баню истопить, но и подтереться, если б они не были такими жесткими, — вот так хороша была Яга!
Молода, хороша и нетрезва. Сильная женщина в бане без комплексов и предрассудков — это же мечта любого Финиста!
— Как баня-то твоя стоит до сих пор, — выдохнул Кощей, которого от вида красоты такой вот-вот хватит апоплексический удар.
— Илюха Муромской правит ее каждое лето, — усмехнулась Яга, кокетливо поводя плечами. — Иначе б давно завалилась.
— Это что, винище из яблок молодильных? — догадался Кощей, указав дрожащим пальцем на опустевшую бутылку.
