— Попросила?
— Да. — Ладони отчего-то мерзнут, и я зажимаю их между коленей. — Это была ее последняя воля.
— Так. Стоп.
Велесов на миг зажмуривается и стискивает двумя пальцами переносицу, и я только теперь замечаю, насколько он потрепан. Волосы торчком, на щеке грязь, пальто и вовсе можно выбрасывать. Думаю, он и сам не представляет, как выглядит, иначе давно бы снял эту заляпанную тряпку.
Но даже в таком виде его бы все равно взяли в рекламу.
— Где твоя сестра сейчас?
— На Хованском кладбище.
Пауза.
— И давно она там?
— Пять лет, два месяца и тринадцать дней.
«Ну давай, спроси, не работает ли она там, — думаю я. — Это же так логично и предсказуемо». Но Велесов не спрашивает. Лишь смотрит на меня устало и… будто разочарованно.
— Значит, по-хорошему не хочешь, — констатирует он.
Я вздыхаю.
Все-таки сложно с этими… большими шишками. Я ему даже десятой части всего не рассказала, а он уже кривится. Нет, я понимаю, здоровый скептицизм никто не отменял, но можно же было хотя бы задать побольше вопросов, прежде чем ставить на мне крест. А сейчас я скажу: «Моя сестра была экстрасенсом и еще много лет назад записала в красном блокноте, что такого-то числа в такое-то время тебя разнесет на кусочки вместе с машиной». Ну или что-то вроде того. Я скажу, а Велесов позовет своих мордоворотов и велит ломать мне пальцы и втыкать иголки под ногти. Или как там нынче добывают информацию? Все мои знания почерпнуты из глупых фильмов и криминальных романов, так что могли устареть.
В такие мгновения я особо остро скучаю по Лисе. И думаю: вот бы зараза была жива, чтоб я могла ее самолично прикопать. После похорон я была растеряна, оглушена, заторможена. Мы с сестрой целых два года толком не общались, как раз после того побега в Сочи, и вдруг… ее нет. Я чувствовала себя одновременно освободившейся от невероятно тяжелой ноши и придавленной новым грузом вины, хотя в чем я, черт возьми, виновата? Я не сделала ничего… ничего… И возможно, потому она и погибла.
Наверное, в итоге я бы сбежала. Умчалась бы, куда глаза глядят, и провела бы остаток жизни в бунгало у кромки воды. Но бывший муженек Лисы успел всучить мне «наследство»: сумку с деньгами, ключи от квартиры и долбаный красный блокнот. Он особо не давил, но моей и без того измученной совести хватило и нескольких слов, мол, об этих людях надо позаботиться. Это последнее желание Лисы, а доверяла она только мне.
Я нифига не добрая самаритянка и не супергероиня и ума не приложу, как бы поступила, если бы просто нашла этот блокнот. Или если бы мне отдал его кто-то посторонний. Впрочем, нет, приложу. Я бы отнесла его в ближайшее отделение полиции, и пусть знающие люди разбираются. Но Лиса никогда меня ни о чем таком не просила… никогда не вмешивала меня в дела, связанные с ее даром. Я не имела морального права проигнорировать ее последнее желание.
А может, просто хотела в очередной раз ей что-то доказать.
И вот вам результат.
Человек — существо по природе своей неблагодарное. И я понимаю, что веду себя странно, но все-таки не настолько, чтобы в ответ на спасенную жизнь меня убивать.
Велесов странно дергается и вскакивает. Кресло бы откатилось от его прыти, кабы опять не увязло в ковре.
— Совсем сдурела? — ревет рыцарь. — Нужна ты больно, убивать тебя.
Кажется, я опять говорю вслух то, о чем лучше даже не думать, и молчу о том, что вполне можно рассказать.
— У меня есть красный блокнот, — сообщаю я не совсем в тему, но потом могу и забыть. Лучше сразу.
— У меня есть черный телефон, — отвечает Велесов. — Мне обзвонить психушки на предмет пропавшей пациентки?
— Сестра записала в блокноте имена, время и обстоятельства смерти ста сорока трех человек, — продолжаю я, игнорируя сарказм. — Ты сорок третий. Был, но теперь не умрешь.
— Совсем? — ехидно уточняет Велесов. — Отныне я бессмертный?
— Ты спасенный. А спасенных Вселенная бережет.
Я проверяла. Женщина, которую я вытащила из-под колес автобуса, даже рак смогла побороть. Может, конечно, я сама все выдумываю, чтобы как-то себя подбодрить и не бросить этот не-до-крестовый поход, но хочется верить в какую-то высшую силу. Не просто же так Лисе послали эти видения. Не просто так наделили ее даром, из-за которого сестра превратилась в нелюдимую бледную вампиршу в черной монашеской робе. И не просто так нас наказали друг другом. Она видела, я исправляю — таков мой личный порядок вещей.
— Ладно, ладно, я сам напросился. — Велесов трет лоб и смотрит волком. — Поглядим, к чему этот цирк.
Я в его неозвученные выводы не вмешиваюсь, все равно без толку.
— Ладно, — повторяет он. — Ну и где этот волшебный блокнот с предсказаниями?
— Дома.
Велесов молчит, потом преувеличенно тяжело вздыхает и зовет:
— Глеб!
А я, свесившись с кресла, достаю из куртки и протягиваю вперед ключи, и пока он пялится на них, как на инопланетный артефакт, судорожно пытаюсь вспомнить, не валяются ли у меня трусы посреди комнаты. Уже несколько лет из гостей у меня бывают только курьеры, да и тех я дальше порога не пускаю, так что и с порядком особо не заморачиваюсь. Свинарник, конечно, не развожу, но…
— Да? — В приоткрытую дверь просовывается кудрявая голова второго охранника.
Велесов только руку вскидывает, мол, погоди, а сам продолжает сверлить взглядом мою ладонь.
— А если б я предложил тебе самой съездить за блокнотом?
Ага, конечно, и отпустил бы одну. Я с ухмылкой приподнимаю бровь и называю адрес. Велесов забирает ключи — еще и током бьется, гад, — и, не поворачивая головы, бросает их кудрявому Глебу.
— Адрес слышал? Забери из квартиры красный блокнот. — И снова мне: — Где он лежит?
— На журнальном столике. Комната там одна, не заблудится. А когда будет паспорт искать, то пусть не потрошит ящики — он в рюкзаке, рюкзак на крючке в коридоре. Да что там, — от души разрешаю я, — пусть весь рюкзак и прихватит. В него, к слову, очень удобно помещается красный блокнот.
— У меня болит голова, — в пустоту сообщает Велесов, снова потирая лоб. — Глеб, забери из квартиры рюкзак и красный блокнот. А еще вызови нам такси.
Кудрявый кивает и, звякнув моими ключами, исчезает за дверью, а для меня это «нам» становится сигналом. Я сую ноги в кроссовки, встаю, надеваю грязную мокрую куртку и вытягиваюсь перед Велесовым по струнке, мол, жду дальнейших указаний, командир.
— Как тебя зовут хоть, спасительница?
— Варя Иванова.
Он морщится:
— Прекрасно. Ну что ж, поехали, Варя Иванова. Гостьей будешь.
3. Покоряя новые высоты
Заглядывать слишком далеко вперед — недальновидно.
