— Стивен не такой! Он очень достойный мужчина, — возмутилась против его наветов свояченица.
— Хотел бы знать, чего именно он достоин. Публичной порки? Всеми своими достижениями он обязан своему тестю, — парировал Ник.
— Ник прав, — присоединилась Ребекка. — Если бы Стивен Латимер не женился на дочери босса, то не был бы теперь его преемником.
— Как вы можете быть такими уверенными? — негодовала Роза.
— Просто мы не смотрим на ситуацию сквозь розовые очки детской влюбленности, — свысока проговорил Ник. — Или ты всерьез думаешь, что этот потаскун в тебя влюблен? — рассмеялся он.
— Ты не допускаешь этого? По-твоему, в меня нельзя влюбиться? — обиженно произнесла Роза.
— По-моему, влюбиться можно даже в енота, если ты любитель природы. Но Стивен Латимер относится к другой категории любителей. Он деньголюб. И при этом очень похотливый деньголюб. Это самый расчетливый и корыстный негодяй из тех, что мне доводилось встречать, — объявил ей Ник.
— Я знаю, что Стивен многим не по душе. Но этому есть множество объяснений. Незаурядные люди во все времена вызывали агрессивное к себе отношение со стороны безликой серой массы, — патетически проговорила Роза.
— Во-первых, спасибо, сестренка, за столь высокую оценку, — рассмеялся Ник. — А во-вторых, в моем мнении я основываюсь не на зависти и эмоциях. В свое время он буквально продал собственную бабушку, чтобы заполучить место в правлении. Я знаком с человеком, который учился вместе с твоим ненаглядным в Итоне. То, что он мне рассказывал о Стивене, я никогда не рискну пересказывать в присутствии дам.
— Ты говоришь, в Итоне? — оживилась Роза. — Это ложь. Стивен не учился в Итоне. Он учился в лондонском муниципальном колледже.
— Это он тебе так сказал.
— А для чего ему лгать?
— Милая моя Розочка, обычно люди прибегают ко лжи, когда испытывают потребность что-то утаить, — разъяснил Ник. — Просто из Итона его попросили... Были причины, о которых я предпочитаю умолчать.
— Этот Стивен — самодовольная скотина! — неожиданно грубо высказалась Ребекка, которая без особой надобности не позволяла себе подобных выражений. — И, к сожалению, ты уперлась в эту идею не столько из-за романтических заблуждений, которые можно было бы при обоюдном желании развеять, а из упрямства. Голого идиотского упрямства...
— В любом случае я собиралась побывать в Шотландии, — поникнув, проговорила Роза.
— Побывать, но не поселиться, — уточнила сестра.
— Мне нужен передых! Я устала от маркетинговой работы. Тот мужчина, что нанимает меня, хочет каталогизировать свою библиотеку. А вдруг из меня получится хороший библиотекарь? — вновь вспыхнула Роза.
— О да, тебя ждет умопомрачительная карьера! — издевательски вставил Ник.
— Да, если не задохнешься от книжной пыли, — вторила ему Ребекка.
— Лучше признайся, почему ты сбегаешь? — посмотрев на насупившуюся свояченицу, спросил Ник.
— Он женат, — грустно произнесла девушка.
— Тогда пусть он и спасается бегством. Почему-то ему этот факт не помешал пудрить тебе мозги.
— Чего тебе-то бояться, дорогая? — резко проговорила Ребекка.
— Я не боюсь. Но... Я не знаю, как не уступить ему, — робко проговорила Роза.
— Он принуждает тебя? — вспыхнула негодованием сестра.
— Я ему сказала, что не могу спать с женатым мужчиной.
— У тебя есть все основания, чтобы обратиться с жалобой в суд, — повторил Ник.
— Я не так уверена в успехе судебного иска, как Ник. Но бегство от сексуального преследования в Шотландию — это неприемлемое решение, — озадаченно проговорила Ребекка.
Мэтью проснулся непривычно рано. Все в доме еще спали.
Мэтью любил часы одиночества. Он принимал их как шанс собраться с мыслями, пожить для себя. В эти минуты ему не нужно было придерживаться своего неподражаемого образа и тщательно соответствовать ему. Он мог не смущаться своей обычностью.
Время одиночества было для Мэтью временем не только отдыха, но и истины. Благодаря этим передышкам он понимал, кто он, какова его сущность, каковы страхи, радости, провалы и удачи. Только те мысли, которые посещали его в одиночестве, становились по-настоящему значимыми.
Мэтью отдавал себе отчет, что много лет живет, по сути, двойной жизнью. Но он не видел для себя иного выхода.
С ранних лет он понял, что не стоит рассчитывать на понимание со стороны отца, перед которым он первое время благоговел. Мэтью рано осознал, что Андреос все явления бытия рассматривает через призму личной полезности.
Желания сына, его мечты и чувства не заслуживали внимания, если не согласовывались с династическими приоритетами. Он позволял себе беззастенчиво осмеивать интересы и увлечения Мэтью, активно препятствовал его творческой самореализации, видя в этом опасное уклонение от наследных обязанностей.
Поэтому Мэтью замкнулся в себе. Он не изменил своим пристрастиям, не возлюбил то, чего недолюбливал прежде. Он лишь запрятал все свои чувства глубоко вовнутрь. И даже не до времени, а навечно. Потому что с опытом пришло понимание, что не один отец эгоистичен, черств, корыстен и ограничен. В его окружении такие почти все.
Но даже те, кто составлял узкий круг настоящих друзей Мэтью, знали о нем очень немногое. Просто для близких у него была другая маска. Тут он царил под именем Мэтью Готье. Шалопутный, бесстрашный, щедрый, неотразимый острослов и любимец женщин, щеголь, эстет, экстремал во всем.
С ним боялись вступать в спор, потому что это в любой момент могло стать опасным. Ему не перечили, потому что он был непревзойденным демагогом. Ему боялись переходить дорогу, потому что все знали: этот парень — настоящий черт в человеческом обличье. Его бесстрашие стало притчей во языцех. Женщины же его обожали, потому что он никогда не стремился им нравиться. Более того, делал все, чтобы их от себя отвратить.
Женщины с готовностью приписывали ему сложную мятежную натуру. Его пронзительный взгляд пьянил. Его упорное молчание завораживало. Его дерзкие шутки ломали все условности.
Уставшим от банальностей женщинам хотелось, не сходя с места, совокупиться с этим греческим демоном, мечталось приникнуть к его горячему телу и почувствовать нутром его огненную кровь и леденящий разум.
Он мог шутить с мрачным лицом и потешаться над горем. И это ему прощалось, потому что все усматривали в его словах рациональное зерно. Все, кроме его отца.
Мэтью Деметриос, решив объехать окрестности, покинул старинные стены и направился к своему «лендроверу».
Уже рассвело, когда он неторопливо проезжал по высокому берегу местного водоема, чуть прихваченного ночным морозом. Периферическое зрение заставило его насторожиться. Яркое пятно стремительно двигалось параллельно с ним, но чуть ниже.
