Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Его главным достижением была организация «Фестиваля Полетов», наиболее грандиозного из «Кислотных тестов», то есть вечеринок с массовым употреблением ЛСД, проводившихся Кеном Кизи и его кружком. Бранд подготовил трехдневную программу психоделии, во многом определившей знакомый нам облик 60-х. Этот фестиваль впервые показал публике группу Grateful Dead. Он собрал шесть тысяч хиппи и дал им чувство принадлежности к общей культуре – вернее, контркультуре. Своему увлечению Бранд отвел центральное место: труппа America Needs Indians была главным номером программы.
Все световые эффекты и проекции изображений были попыткой Бранда ввести зрителя в сходное с возникающим после приема психоделика состояние сознания. Америке были нужны индейцы, но «кислота» ей тоже была нужна – как встряска, которая вывела бы страну из бесчувственного оцепенения. В свое время Бранд припишет компьютерам такую же силу изменять сознание. Но он не сразу оценил эти машины по достоинству, поначалу он не слишком жаловал их. Все, что возненавидела зарождающаяся контркультура: бездумное подчинение толп, тирания бюрократии, – могло быть сведено к одному яркому символу, компьютеру. Позже, вспоминая 60-е, Бранд говорил: «Большинство в нашем поколении ненавидело компьютеры как воплощение власти, сосредоточенной в одних руках».
На другом берегу залива[3], в Беркли, компьютерами тоже были недовольны: критика в их адрес была одной из тем «новых левых» с самого начала их существования. Марио Савио, одаренный оратор и лидер студенческого «Движения за свободу слова» сравнивал силы подавления в университете и в обществе с технологией: «Наступает момент, когда работа машины становится настолько ненавистной, вызывает у тебя такое отвращение, что принимать в этом участие невозможно. Невозможно даже косвенным образом. И нужно бросить свое тело на колеса и шестерни». Впрочем, метафора часто была более конкретной. Как говорил Савио, «в Калифорнии ты всего лишь перфокарта для IBM». В самом деле, протестующие студенты набирали ожерелья из перфокарт, причем на них было выбито слово “STRIKE”, «забастовка». Они наносили на себя издевательские надписи: «Пожалуйста, не складывайте, не перегибайте, не подшивайте меня и не наносите мне других повреждений».
Эта критика была более чем справедливой. Взять для начала компанию IBM, выпускавшую вычислительные машины. Она была полностью закрыта от внешнего мира. К концу 50-х она контролировала 70 % внутреннего рынка компьютеров, и серьезных конкурентов у нее не было. Практически монопольное положение было достигнуто за счет первоклассной продукции, но не только поэтому. Полная поддержка, которой компания пользовалась со стороны Пентагона и других государственных органов, тоже играла свою роль. (Государственные субсидии помогли Соединенным Штатам одержать верх в конкурентной борьбе над превосходными инженерами Европы, лишенными подобных благ.) Стремясь угодить своему основному заказчику, IBM даже назвала одну из своих машин, модель 701, «Оборонным вычислителем» (“Defense Calculator”). Почти все IBM 701 сдавались в аренду Министерству обороны США или производителям авиационной и космической техники. Спустя несколько лет Агентство национальной безопасности США (АНБ) профинансировало разработку новой модели под свои специфические требования. Она получила обозначение Stretch. Пол Черуцци, надежный и лишенный идеологических пристрастий историк вычислительной техники, описывает это время так: «С 1945 по 1970 год среди американских компьютеров преобладали крупные централизованные системы, находившиеся под жестким контролем, заставлявшим вспомнить о советском политическом устройстве».
Компьютеры в самом деле выглядели зловеще. До начала 1970-х машины были массивными и неколебимыми, совсем как колоссальные учреждения, использовавшие их. Для их размещения требовались целые залы. Поскольку они были дорогими и хрупкими, их тщательно охраняли. Чтобы сдать данные в обработку, нужно было передать стопку перфокарт в специальное окошко оператору в белом халате и при галстуке. Эту касту неизменно называли «жрецами». Сами перфокарты были похожи на бумажный документ, основной инструмент бюрократии. Такой «стерильный» метод, напоминавший хорошую больницу, льстил элите послевоенных лет – озабоченным эффективностью технократам.
Во многие из страшных вещей, говорившихся о компьютерах, Стюард Бранд верил. И в то же время он хранил надежду, что они могут изменить мир к лучшему. В некотором роде этот оптимизм был чертой поколения. Дети поколения «бэби-бума» выросли в мире, где их окружали новые технологии: автомобили, телевидение, даже рок-н-ролл. Они слишком наслаждались окружающей действительностью, чтобы организовать контратаку. Теоретик «новых левых» Теодор Роззак объяснял позднее: «С увлечением народной музыкой, кустарными изделиями, первобытными навыками и умениями соседствовало детское восхищение космическими кораблями и чудесными механизмами, которому фильм «Космическая одиссея 2001 года» Стэнли Кубрика и сериал Star Trek обязаны своим культовым статусом».
Пророчество Бранда о будущем технологий приняло форму последовательности откровений, только одно из которых имело место под влиянием психоделиков. Сидя на крыше многоквартирного дома в богемном квартале Норт-Бич, он завернулся в одеяло. Цепочка мыслей пронеслась в его мозгу. «Почему здания, которые я вижу перед собой, не параллельны, а немного расходятся к вершинам? Черт возьми, это, наверное, из-за кривизны земной поверхности. Определенно из-за кривизны земной поверхности. Странно, как при всех этих спутниках, висящих над планетой, у нас до сих пор нет фотографии Земли? Не просто Земли, а всей Земли. Если бы у нас была фотография всей Земли, все было бы по-другому». Так началась кампания Бранда, направленная на то, чтобы NASA опубликовало цветные фотоснимки всей Земли. Вскоре он отправился автостопом на восток, чтобы продавать пуговицы в университетских городках, и в ходе поездки провозглашал и проповедовал свои требования. Этот крестовый поход, каким бы донкихотством он ни выглядел сегодня, дал толчок движению в защиту окружающей среды.
Второе откровение вытекало из первого. Возвращаясь с похорон отца, он задумался, как он мог бы истратить только что унаследованные им деньги. Ему на ум пришли друзья, вынужденные переселиться в коммуны. Легко понять, отчего коммуны захватили его воображение. Начиная с «Лета любви» 1967 года и на протяжении всего 1968 года, снискавшего прозвище «ужасного», сотни тысяч молодых американцев, следуя за надеждой или подчиняясь страху, оставляли традиционный образ жизни и переселялись в самодостаточные коммуны. Они основывали деревни с названиями типа Дроп-Сити или Твин-Оукс где-нибудь в пустынях штата Нью-Мексико, в горах Теннесси или в лесах Северной Калифорнии. (По одной оценке, общее население коммун в начале 1970-х гг. достигало 750 тыс. человек) Сидя в самолете, Бранд подумал, что он мог бы ездить на пикапе от одной коммуны к другой и продавать инструменты и другие предметы, нужные их жителям для устройства жизни. «Это был способ приносить пользу коммунам и в то же время не жить в них», – шутил он позднее.
Идее с пикапом не суждено было воплотиться в жизнь, но со временем она переросла в нечто куда более серьезное и заметное. Бранд придумал «Каталог всей Земли» – книгу, которую Стив Джобс назвал «одной из библий» своего поколения. За четыре года издания «Каталога» было продано 2,5 млн экземпляров; он получил Национальную книжную премию[4]. Подзаголовок книги гласил: «Доступ к инструментам». Действительно, на его страницах описывались (но не продавались – разве что в магазине Бранда, находившемся в местности, которую позже назовут Кремниевой долиной) многие инструменты. Каталог рассказывал своим читателям о калькуляторах, куртках и геодезических куполах, а кроме того, о книгах и журналах. Сами вещи были не так важны, как обоснование «Каталогом» их полезности. В одном из первых выпусков говорилось:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
