Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Так оно все и было. Субботний вечер был реальностью. А вот все, что потом… Как такое могло случиться?
«Фрикативы… Аффрикаты… Дифтонги…» – мелькает в голове.
Все эти слова крутились у него в мозгу и той ночью – сначала за ужином, потом уже в постели с женой. Он собирался записать их, добавить в список для главного героя своего нового романа. Тот был словофилом – человеком, которому нравились слова не за значение, а за звучание, и который мог расхаживать туда-сюда и приговаривать «фрикативы» только потому, что это доставляло ему удовольствие. Странные слова полезли в голову Хьюстону, еще когда он только попытался представить себе нового героя и составить его подробный портрет. Так уж повелось. Стоило Хьюстону нарисовать в своем воображении очередного персонажа и «залезть к нему в голову», как нужные слова сами приходили к нему, будто выскакивая изо рта героя. Эти слова Хьюстон мог даже не знать, а если и знал, то не понимал их смысла. Он слышал и записывал их, а потом уточнял в словарях их значение – ему нужна была уверенность, что он использует их правильно. И каждый раз он обнаруживал, что таинство сочинительства, это проникновение в новую историю, ее прочувствование было ему даром свыше. И убеждаться в этом было так приятно!
Но в минувший субботний вечер ему так и не представилась возможность проверить значения новых слов, сообщенных его героем. А теперь тот упорно хранил молчание. А Хьюстон коченел в пещере от холода, голода и неверия… человек, оказавшийся в ситуации, которую мог измыслить изощренный писательский ум, но которая оказалась слишком ужасной для того, чтобы в ее реальность было легко поверить.
Ход истории изменился. И у Хьюстона теперь не было ни компьютера, ни ручки. Ни чернил, ни бумаги. «Фрикативы, – прошептал он оранжевому свету, проступавшему сквозь еловые дуги. – Аффрикативы. Дифтонги…»
Как вдруг щелчок в голове. И кадр во все поле зрения.
Хьюстон вздрогнул, отпрянул и обратил лицо к черной земле. Но ее чернота не застила ужасный кадр… Образ боли… одной сплошной боли… А потом несвязные обрывки записи. Колющий удар… колотая рана… тысячи синхронизованных лезвий. Его разум распался на множество разрозненных, нескладывающихся частей. Стал похож на огромный разобранный пазл, фрагменты которого кто-то безжалостно раскидал по всему полу пещеры. Вот кусочек голубого неба. В том кусочке уголок чьего-то глаза. А это крыло птицы? А там что… бурая трава или прядь шелковистых волос?
Сейчас-сейчас… Сейчас все пройдет… Он сможет… он избавится от этого кошмарного наваждения…
«Да очнись же ты! – снова призвал себя мысленно Хьюстон. И потряс головой с такой силой, что левый глаз пронзила боль, а из недр желудка к горлу поднялась новая волна тошноты. – Очнись ради всего святого!»
Он вспомнил, как заходил после ужина в сеть, на сайт «Таймс». И она там была! Книга «Отчаянное лето» через семь недель выхода в свет все еще занимала восьмую позицию в рейтинге! Это было в реальности. «Она лучше, чем „Зима тревоги нашей“ Стейнбека? Думаю, да!» – написал Митико Какутани.
У Хьюстона тому было и подтверждение – статья в папке в его картотеке, хранившей все газетные вырезки. Время от времени он доставал эту папку и читал вырезки с одной-единственной целью: напомнить себе, что они были реальными и что блистательный успех ему не снился. Да, они были реальными. В чернилах и бумаге из хлопчатобумажного сырья или древесной пульпы слова обретали реальность. Полную, материальную и осязаемую…
Собака говорит «Гав!».
Утка говорит «Кряк!».
А затем перед его глазами снова всплыл образ Дэви, спящего сном младенца. Хьюстон закрыл глаза и услышал его дыхание – это сладкое сопение маленькой жизни. Увидел, как поднимается и опускается его грудка. И ощутил в своей руке тяжесть ножа. Но была ли это его рука? Как такое могло случиться? «Откуда ты, кинжал, возникший в воздухе передо мною?..» Кто же это сказал? Вроде бы Макбет? Да-да, полубезумный Макбет. «Хватаю – нет тебя. Рука пуста. И все ж / глазами не перестаю я видеть / тебя, хотя не ощутил рукой. / Так, стало быть, ты – бред, кинжал / сознанья и воспаленным мозгом порожден?»[1]
Так?
– Ты вправду мозгом воспаленным порожден? – спросил в голос Хьюстон. Его тело сжалось в порыве горя и напряглось, а из груди наружу вырвался сдавленный стон – такой же напряженный, как натянутая тетива, и такой же острый, как отточенная сталь.
– Господи, пожалуйста! – выдохнул в землю Хьюстон. – Пожалуйста, прошу Тебя, Господи! Позволь мне прийти в себя!
Глава 4
Прошлое лето, пятница, июль.
Все утро Демарко провел на слушании в суде, где он свидетельствовал по делу одного наркомана, регулярно избивавшего свою жену. Обдолбанный семейный насильник два раза выстрелил в него, потом бросил свой пистолет и пригласил сержанта в дом на чашку холодного чая. Горе-муженек клялся и божился, что не собирался убивать Демарко или кого-то еще. И сержант признал, что ближайшая из двух пуль сбила крышку с мусорного бака в шести с лишним футах от того места, где он стоял.
– Утверждаете ли вы, что ваша жизнь не подвергалась опасности? – уточнил судья.
– Моя жизнь подвергается опасности всякий раз, когда я вылезаю из постели, – ответил Демарко. – А разве у других людей иначе?
Семейный насильник был отправлен на 8-недельную реабилитацию, после которой ему предстояло отсидеть 120 дней в тюрьме за неосторожное обращение с оружием, создающее угрозу для жизни другого лица.
В начале двенадцатого Демарко вернулся в участок с двумя стаканами кофе из ближайшего магазина. Черный кофе он купил себе, а капучино со вкусом лесного ореха – начальнику участка. Зайдя, как обычно, в отдел с натянутой на лицо улыбкой, Демарко застал там совсем еще молодого сержанта, Кайла Боуэна. Он сидел за длинным столом цвета красного дерева с очень серьезным и деловым видом.
Демарко протянул ему кофе:
– Вижу, наш мальчик снова корпит за работой? Папочке можно отдохнуть?
Боуэн содрал со стакана картонную крышку и принюхался:
– Что это? Лесной орех?
– Это то, что ты пьешь всегда, разве нет?
– Клянусь, я запишу на листке и приколю его к твоей куртке. Я люблю мокко. Люблю кофе с ванилью. Французскую обжарку с двумя порциями сливок и одним кусочком сахара тоже люблю. Любой кофе кроме «Лесного ореха». Почему ты мне его все время подсовываешь?
– Ты еще слишком молод, чтобы пить кофе. Он может помешать твоему росту.
Боуэн отодвинул стакан с кофе на дальний край стола:
– Сколько ему дали?
– Два месяца реабилитации, четыре месяца – на осознание своих ошибок.
– Черт! Опять победа за невменяемым придурком…
– Зато гарантия занятости для нас; без работы не останемся, – пожал плечами Демарко.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88