Зацепить женщину, обратить на себя ее внимание, не оставитьее равнодушной может лишь эмоционально-образное, чувственно значимое явление,которое должно представляться ей, а не пониматься ею. Представление для женщиныне повод для абстрагирования, она не пытается вычленить из него типическое,понятийное, оно остается для женщины неразложимым, неделимым целым, на которомона фокусирует свои чувства и переживания. Женское сознание фокусирует впредставлении свое чувственное переживание, свой стиль жизнеощущения, делаетего для себя символическим.
Таким образом, объективная реальность, отраженная впредставлении женщины, освящена для нее субъективным переживанием, подчиненапресловутой «логике чувств», в то время как для мужчины представление ореальности обусловлено объективной закономерностью, раскрыть смысл которой онсилится с помощью логики понятий. В явлениях и вещах ее тайно влечетмистическая сторона, и тот или иной предмет или событие она воспринимает каксигнал, знак, знамение, символ, а вовсе не объективные признаки и свойства этихвещей и явлений. Без этой мистической сопричастности предмет не волнуетженщину, оставляет ее равнодушной, лишен для нее субъективной значимости.
Бессознательная сторона психики явственнее проявляется вжизни женщины, у которой, в отличие от мужчины, менее разорвана связь сознанияи бессознательного, и потому ее поступки и поведение труднее понять логически,чем поступки и поведение мужчины.
Эта бессознательно-мистическая подсветка ее представленийзаставляет женщину в значимых для нее обстоятельствах жизни тайно искатьдругой, скрытый смысл, более реальный для нее, чем тот, который доступен ей внепосредственном восприятии.
Никакая даже самая сильная логика не способна вызватьинтерес истинной женщины к предмету, и чем логичнее и понятнее ведет себяпредмет, тем он менее интересен для нее. Ее эмоционально-образное,«представленческое» сознание интересуется лишь этой мистической сопричастностьюявлений к ее субъективному переживанию.
С этим связано и то, что женщина имеет глубоко интимное,таинственное сродство с миром снов, как бы сознательно ни убеждала она себя идругих в отсутствии у нее этого сродства. Сновидение ближе женскомумироощущению, чем объективная реальность, в нем может присутствовать тотобразный символизм, та мистическая глубина, которая внутренне непосредственнодоступна женщине. Женщина не ищет в сне доказательств его объективногопроисхождения, как это делает мужчина, она постигает его сокровенный смыслчерез вживание в образ сновидной символики, она пытается обрести, найти,уловить глубинным чувством своим вещий смысл сновидного указания.
Именно эта сопричастность миру, не имеющему объективнойреальности, приводит к тому, что истинная женщина в глубине души никогда небывает атеисткой, она либо верующая, либо суеверная. Религиозность вообще естьсугубо женское призвание, совестливость и богобоязненность – исконно женскиедушевные свойства. Истинная женственность насквозь пронизана религиозностью –трепетным и таинственно прекрасным чувством жизни, любви, веры, сострадания,чувством глубоким и умным, сокровенно приобщающим ее к непостижимому волшебствуинтуитивных прозрений.
Исчезновение религиозности в мире параллельно исчезновениюженственности, безрелигиозный мир не знает истинной женственности, он знаетлишь ложную женщину со всеми «прелестями» ее многообразных душевных вывихов исотрясений. Женственность безрелигиозной не бывает, безрелигиозной может бытьлишь женщина, обкраденная соответствующим воспитанием или душевно немощная,плоская, женственно бездарная – «женственность» такой женщины, если онанепременно хочет предстать «женственной», есть пошлость и претензии.
Женщина скорее переживает общение, чем создает в сознанииего образ и характер. Во взаимодействии с другими она всегда связана своим символическимвосприятием объективной реальности: какая-либо примета или незначимый, казалосьбы, признак может существенно повлиять на образ ее действий и поступков. Еепереживания и чувства не могут быть полностью выражены с помощью логикипонятий, которой так хорошо оперирует мужской ум. Строй ее переживаний остаетсяв целом непроявленным, часто иррациональным, каким-то вещам женщина придаетсубъективное значение и основательность, которые никак логически не вытекают изих сознательного рассмотрения.
Отстаивая значимость иных «объективных» положений, пытаясьих осознать, женщина приводит нелепейшие доводы, смешные аргументы, которые неудовлетворяют даже ее саму, тем более мужчину – у него «женская логика» вошла впоговорку.
Реальное явление, таким образом, принимается женщиной каксимвол ее субъективного переживания. Ее внутренний душевный строй можно было быназвать символическим субъективизмом.
Женщина любит некоторую недосказанность в отношениях. Этопроисходит оттого, что всякая досказанность, определенность и конструктивностьотношений однозначна и не дает возможности принимать их символически, неоставляет места для воплощения той реальности, которую несет в себе женщина.Кроме того, то, что значимо для женщины, не может быть выражено исключительно сознательными логическим действием, но должно быть направлено также и на ее субъективноепереживание. Поэтому взгляд, обращенный на нее, ценится женщиной больше, чемобъяснение, а объяснение лучше то, которое более символично, которое может бытьпонято многозначно. Она стремится не только к словесному общению, слово кажетсяей недостаточно надежным средством контакта с окружающими, в слове естьудручающая ее отвлеченность, абстрагированность, хотя в слове же естьоткровение смысла, живое зеркало чувства.
Женщина говорит не только словами, она говорит паузами,звучанием голоса, мимикой, жестикуляцией, выражением глаз, всей своейвнешностью, покроем одежды. Она не убеждает, не доказывает, она хочет, чтобы ейповерили, – поверили потому, что это она говорит, вся она, все в ней, а нетолько ее слова. В разговоре она ищет не столько общения, сколько признания.Женщина часто многоречива, и это свидетельство ее недоверия к формальномуслову. Она как будто не может попасть в самую суть высказываемого и теснит, игромоздит слова, пытаясь как-то выразить свои невыразимые переживания. Онаникогда не уверена в правильности понимания ее собеседником, и потому такая,незначительная, казалось бы, вещь, как комплимент в ее адрес, дает ейуверенность если не в себе, то во всяком случае в благосклонном, великодушномотношении к ней собеседника. Комплимент принимается женщиной как символблагорасположения к ней, он дает ей возможность свободно выражать себя в своейнепосредственности и подлинности.
Но при всем недоверии к собственному словесномусамовыражению истинная женщина нуждается как в воздухе в живом слове, она ждетчудодейственного душевного резонанса от речей, обращенных к ней; она всегдалучше слушает, чем говорит.
Отвлеченные принципы общения представляются женщине чем-томало существенным, она принимает и понимает действия и поступки людей преждевсего по сопереживанию, по отождествлению со своим чувственным фоном (потому,кстати, женственные натуры и более артистичны, то есть лучше внедряются в«плоть», в «кожу» другого существа и сопереживают его жизнь). Социальныеконтакты женщина стремится свести к личным отношениям, отвлеченные принципыобщественной субординации остаются для нее глубоко чуждыми. Женские социальныесоюзы, если таковые имеют место, могут включать в свой состав женщин какихугодно, только не женственных. Социальная активность – мужское поледеятельности, для женщины, тем более женственной, она так же неестественна, какнеестественно для мужчины рождение, вскармливание и первое воспитание ребенка.Трудно представить себе «чистейшей прелести чистейший образец» на общественнойсходке бунтующих против своей собственной природы феминисток, хотя поднимаемыеэтим движением вопросы следует отнести к разряду острых социальных. Женщинаприобщается к социальной жизни только через своего мужчину, и без этого мужчиныникакая общественная деятельность не может принести женщине всецелогоудовлетворения жизнью. Там, где женщине приходится взваливать на себя бремясоциальной активности, мужчина, как правило, инфантилен, незрел, ведом, стерт,подавлен, выхолощен, а она – несчастна.