Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 227
Начало революции породило общее падение в цене французских рентных бумаг (бессрочных облигаций, которые во Франции играли ту же роль, что и консоли в Великобритании). Падение ренты застало Джеймса врасплох; его баланс тут же стал убыточным. Но главным фактором в 1830-е гг. стал страх. Именно он больше всего способствовал неустойчивости европейских финансовых рынков и отсрочил восстановление ренты даже после того, как учредили более или менее стабильную конституционную монархию. Все боялись, что французская революция, как и в 1790-е гг., выльется в большую европейскую войну. В тот период именно страх более всего другого стал причиной крайне пагубного влияния на финансы даже в тех странах, которые не затронула революция.
В начале 1830-х гг. несколько раз возникала опасность войны из-за Бельгии, Польши или Италии. Ротшильды к тому времени обладали настолько широкими связями, что были способны выступать в роли миротворцев в каждом случае. Многие ведущие европейские государственные деятели пользовались уникальными возможностями частной системы сообщения Ротшильдов — она зависела главным образом от собственных курьеров, которые возили письма в разные места. Почтовая служба Ротшильдов служила своего рода тогдашней экспресс-доставкой и предоставляла семье одну из форм власти, которую давали знания. Джеймс виделся с Луи-Филиппом, выслушивал его точку зрения, писал о ней Соломону, который отправлялся к Меттерниху и передавал важные сведения. Затем процесс повторялся в обратном порядке; ответ Меттерниха доходил до Луи-Филиппа посредством не менее двух Ротшильдов. Естественно, бывало и так, что «передающие звенья» могли в процессе передачи слегка изменять информацию; однако чаще благодаря полученным важным новостям Ротшильды получали возможность корректировать действия на фондовых биржах, прежде чем передавать сведения дальше.
В то же время главенство Ротшильдов на международном рынке облигаций давало им и власть другого рода. Из-за того что любое государство, которое всерьез планировало начать войну, нуждалось для этой цели в деньгах, Ротшильды рано поняли, что в случае необходимости могут накладывать вето: нет мира — нет денег. Или, как выразился в декабре 1830 г. австрийский дипломат князь Прокеш фон Остен, «это все вопрос цели и средств, и то, что говорит Ротшильд, имеет решающее значение, а он не даст денег на войну».
Система не всегда работала безупречно. Хотя современникам приятно было сознавать, что Ротшильды способны поддерживать мир в Европе, просто пригрозив урезать кредит, на самом деле имелись и другие причины, объяснявшие, почему в 1830-е гг. не началась война. И все же в определенные времена Ротшильдам удавалось демонстрировать политическую власть финансовыми средствами. Так, недвусмысленный отказ Соломона поддержать новый заем в 1832 г. если не победил, то по крайней мере ослабил воинственность Меттерниха. А такие молодые государства, как Греция и Бельгия, были буквально обязаны Ротшильдам своим рождением: семья разместила для них займы под гарантии великих держав.
Таким образом, к 1836 г., когда безвременно, после тяжелой болезни, умер Натан, Ротшильды основали огромную компанию, располагающую поистине неисчерпаемыми средствами и географическим охватом. Их влияние распространялось не только на Европу; они опирались на многочисленные агентства и филиалы, созданные не только на других европейских рынках, но и во всем мире. Сведения стекались к ним со всех сторон: от Вайсвайлера в Мадриде до Гассера в Санкт-Петербурге и Белмонта в Нью-Йорке. Их власть завораживала современников, не в последнюю очередь из-за их недавнего столь скромного положения. Один американский очевидец изобразил пятерых братьев, которые «стоят выше королей, поднимаются выше императоров и держат весь континент у себя в руках»: «Ротшильды управляют христианским миром… Ни одно правительство не действует без их совета… Барон Ротшильд… держит ключи мира или войны». Такую картину можно назвать преувеличением, но не фантазией. И в то же время их огромная и влиятельная организация по сути оставалась семейным предприятием. Ею управляли как частной — более того, строго секретной — компанией, а главным делом партнеров стало распоряжение собственным капиталом семьи.
И когда в компанию вступило третье поколение, предпринимательская энергия не сократилась, хотя отношения между пятью домами стали чуть менее конфедеративными. В некотором смысле Джеймс начал с того, чем закончил Натан; он стал primus inter pares — первым среди равных. Он тоже был человеком властным, авторитарным, неутомимо преданным делу, стремился зарабатывать не только на учете и переучете векселей и арбитражных сделках (скупке и продаже ценных бумаг), но и крупными эмиссиями облигаций, которые приносили самые большие прибыли. Благодаря его долгожительству дух франкфуртского гетто сохранялся в компании вплоть до 1860-х гг. Однако Джеймс никогда не мог главенствовать над остальными домами так же, как Натан. Хотя один из сыновей Натана — Нат — нехотя стал помощником Джеймса в Париже, остальные племянники никогда не находились под его пятой. Таким же способным и преуспевающим, как Натан, оказался его сын Лайонел, хотя там, где Натан взрывался, Лайонел действовал sotto voce (вполголоса). Сын Соломона Ансельм тоже отличался сильной волей. Джеймс не мог по-настоящему управлять и своими старшими братьями; в особенности Соломон склонен был больше обращать внимания на интересы австрийского правительства и других венских банков, чем хотелось бы его партнерам.
В каком-то смысле переход от монархии к олигархии в пределах семьи оказался выгодным: он позволил Ротшильдам откликаться на новые финансовые возможности середины XIX столетия более гибко, чем мог допускать Натан. Например, Соломону, Джеймсу и Амшелю удалось сыграть ведущую роль в финансировании железных дорог в Австрии, Франции и Германии, в то время как их брат, живший в Англии, в этой сфере зиял своим отсутствием.
Натан склонен был и в 1830-е гг. работать так же, как он привык работать в предыдущее десятилетие. После того как стабилизировались финансы крупных европейских государств, он начал искать новых клиентов в более дальних пределах: в Испании, Португалии и Соединенных Штатах. Но одно дело стать «хозяином финансов» в Бельгии; повторить тот же процесс на Пиренейском полуострове или в Америке — совсем другое дело. Политическая нестабильность и в Испании, и в Португалии привела к досадным дефолтам по выпущенным Ротшильдами облигациям. В Соединенных Штатах препятствием стала децентрализация фискальных и монетных учреждений. Ротшильды надеялись вести дела с федеральным правительством, однако оно «спустило» возможность иностранных займов на уровень штатов. Кроме того, Ротшильды надеялись, что Банк Соединенных Штатов (БСШ) со временем станет аналогом Английского банка. Однако БСШ в 1839 г. обанкротился из-за политических интриг и ненадлежащего финансового управления. То, что Ротшильдам не удалось надежно закрепиться в Соединенных Штатах — они не доверяли назначенному ими же самими агенту на Уолл-стрит, — стало единственной крупной стратегической ошибкой в их истории.
Подобные превратности на знакомом поле государственных финансов логически подводили их к необходимости диверсификации. Так, решение приобрести контроль над европейским рынком ртути отчасти стало ответом на риски государственного дефолта. Контролируя такой солидный актив, как Альмаденское ртутное месторождение, которое тогда считалось крупнейшим в мире, Ротшильды могли финансировать правительство Испании с минимальным риском, ссужая деньги против партий ртути. Участие в разработке месторождения оправдывалось вдвойне благодаря применению ртути в аффинаже серебра. Ротшильды, к тому времени уже приобретшие опыт в операциях с золотом и другими драгоценными металлами, распространили сферу своих интересов и на чеканку монет.
Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 227
