С высоты его на город смотрят пять лиц, окутывая здание полупрозрачными цветовыми пятнами.
Бессмысленно думать, что моим товарищам удастся бежать. Как они смогут скрыться, когда весь город, вся страна, весь мир знает, как они выглядят?
С другой стороны, почему бы не попытаться? Я не смог их спасти, но дал отсрочку. Сейчас это лучшее, что я могу сделать.
— Я не опущу пистолет, пока не увижу, что они скрылись из вида, — говорю я людям за моей спиной. — Я вижу ваши отражения. Если вы сделаете хотя бы шаг, или я замечу, что кто-то следует за ними, курок будет спущен.
Старший полицейский тяжело вздохнул.
— Вы слышали, что он сказал! — сердито рявкнул он на остальных. — Пусть уходят!
Хошико
Снизу кто-то открыл дверь, и в помещение ворвался дневной свет. Полицейские на ступеньках ниже опустили оружие и отошли к стенам, образовав узкий проход. Чувствуя на себе их злобные взгляды, прожигающие меня насквозь, спускаюсь по лестнице. Наконец я внизу. Окунаюсь в теплое утро и шагаю мимо полицейских машин с синими огнями.
Я разворачиваюсь и смотрю вверх.
Бен стоит у окна, прижимая к виску пистолет.
Увидимся ли мы снова, если я сейчас уйду? Делаю шаг назад.
— Хоши! — Рука Джека сжимает мою. — У нас нет другого выхода.
— Я не могу. Только не это!
Я вырываюсь и бегу обратно к зданию.
— Хоши! — кричит Грета. — Не оставляй меня!
Страх в ее голосе вынуждает меня остановиться. Джек спешит ко мне.
— Я допустила ошибку. Я должна вернуться. Если сдамся, то, возможно, они оставят Бена в покое! Им нужна я, они хотят наказать меня. Возьми Грету с собой и присмотри за ней. Без меня вы будете менее заметны.
— Разве ты не слышала, что сказал Бен? Он уже все решил. Он делает это ради тебя, ради Греты, ради всех нас.
Как кружится голова.
— Ты знаешь, что я прав, Хоши. Мы должны бежать. Ради него. Ради Бена. И ради Греты. Это еще не конец. Все изменится к лучшему, и тогда вы снова будете вместе.
Джек верит в это всем сердцем, я это точно знаю. В день нашего побега он был вынужден расстаться со своей невестой, Алисой. Она тоже состояла в рядах Сопротивления, и, как только Джек выдал себя, ей пришлось срочно покинуть страну. Он связался с ней сразу после того, как мы убежали из цирка, и велел уходить, иначе допроса не избежать. Деньги и поддельные документы были готовы заранее, и когда полиция пришла за девушкой, та уже успела скрыться.
Из-за нас Алиса находится в опасности. Джек говорит, что она ни в чем не винит нас, что, находясь в рядах Сопротивления, они оба всегда знали, чем это может для них закончиться.
Он думает, что Алиса вскоре сможет вернуться домой. По его словам, людей, поддерживающих Отбросов, стало настолько много, что мы стоим на пороге нового мира, в котором все снова будут жить как равные. На следующей неделе состоятся выборы, и впервые в истории страны в них будет участвовать кандидат, выражающий интересы Отбросов. Джек говорит, что у него, точнее, у нее, хорошие шансы на победу, что она обязательно одержит верх, и когда это случится, Алиса сможет вернуться, да и нас тоже непременно помилуют.
Я бы не прочь разделить с ним эту уверенность, но не могу. Мир слишком жесток, чтобы перемены стали реальностью.
До меня доносятся слова Джека, и его голос звучит непривычно сурово:
— Не смей подвести Бена сейчас, Хоши! Ты знаешь, чем мы можем его поддержать?
Я отрицательно качаю головой.
— Тем, что мы продолжаем бороться, вот как! Мы, как и всегда, будем дальше бороться за наши жизни.
Я в упор смотрю на него, перевожу взгляд на маленькую светловолосую девчушку позади нас, которая прижимает к себе обезьянку. Затем снова смотрю на Бена. Он поднимает свободную руку и машет мне.
Я поднимаю руку ему в ответ. И одними губами произношу те же слова, которые повторяла все эти месяцы. Я люблю тебя. Он беззвучно вторит мне.
— Пойдем, — говорит Джек. — Надо поскорее выбираться отсюда.
Чувствуя взгляды сотни полицейских, мы медленно уходим — Джек, Грета и я.
На углу я оборачиваюсь снова. Вот он, Бен, крошечная фигурка в окне. Поднимаю руку, он снова машет в ответ, и я чувствую, что мое сердце разбивается на тысячу осколков.
Бен
Все так же сжимая в руке пистолет, я стою у окна и смотрю, как их фигуры становятся меньше и меньше, а затем совсем исчезают из виду.
Когда я впервые увидел, как Хоши танцует на канате, в день, когда цирк появился в городе, — я почувствовал, что она изменит мою жизнь.
Мы так долго скрывались, что я почти решил, что так будет всегда: будем скитаться вечно и навсегда останемся вне закона.
Раньше моя жизнь была легкой и приятной: вкусная еда по первому требованию, теплый дом, чистая одежда. Остаться без вещей, которые всегда были под рукой, которые я принимал как нечто само собой разумеющееся, — поначалу это было шоком. От ночевок на жестком грязном полу у меня постоянно болит спина, приходится заползать в какие-то темные норы и устраиваться там на ночь. А еще у меня чешется голова, волосы отчаянно жаждут густой, душистой пены шампуня. Мои губы потрескались, живот втянулся и с каждым днем как будто все больше липнет к позвоночнику.
Но я не скучаю по своей старой жизни, что бы вы там ни подумали. Раньше я пребывал в заблуждении. Жил словно в вакууме. Пока я наслаждался дарами легкой жизни, другие люди с трудом выживали посреди общего бессердечия и жестокости.
Хоши и я, Грета и Джек, мы стали одной командой, сильной и дружной. Раньше такого со мной не случалось. Никогда не было этого чувства единения, духовной связи с людьми, на которых — я точно это знаю — всегда можно положиться, которые всегда будут рядом, что бы ни случилось.
Иногда, глядя на моих спутников, я задавался вопросом, знают ли они, как много делают, жертвуя собой ради мальчишки вроде меня, мальчишки, мать которого творит ужасные вещи. И все же они ни в чем не обвиняли меня. По какой-то непостижимой причине эти люди — которые были гораздо смелее, гораздо мудрее и лучше меня — сумели что-то разглядеть и полюбить во мне.
Они выживут без меня. Мое отсутствие сделает их жизнь легче. Они смогут наконец перебраться через пролив, на континент, и Джек воссоединится со своей невестой. Люди в Европе более терпимы, там открыты границы, там нет изгоев. Я готов смириться с чем угодно, лишь бы быть уверенным, что Хоши и Грета свободны, действительно свободны, впервые в жизни, даже если это означает жизнь в другой стране. Даже если это означает, что я больше никогда их не увижу.
Стоило мне подумать о жизни без Хоши, как в горле предательски встает комок. Имеет ли теперь какое-то значение то, что произойдет со мной?
