Этим полицейским приказано по возможности не навредить мне. На это я и делаю ставку. И если прав, вряд ли они захотят, чтобы я пустил себе пулю в висок, особенно после долгих месяцев поисков.
Рядом со мной стоит Хоши: рот разинут, на лице выражение страха и потрясения.
— Бен, ты меня пугаешь.
— Все в порядке, — говорю я ей. Затем уверенным голосом громко добавляю: — Мертвый я им не нужен. Им велели, несмотря ни на что, доставить меня живым. Разве не так?
Полицейский на верхней площадке лестницы игнорирует мой вопрос.
— Опусти оружие, Бенедикт, — говорит он. — Все кончено.
— Верно, — отвечаю я, и мой голос слегка дрожит. — Верно, все кончено, вернее, все будет кончено для вас, когда я застрелюсь. А я это сделаю. Обещаю. Пусть остальные уйдут, или я сделаю это прямо сейчас.
В его глазах паника. Я прав. Знаю, что прав.
— Клянусь вам, если вы позволите им спокойно уйти, я опущу пистолет. Как только мои товарищи будут на свободе, я сдамся вам.
Я почти вижу мыслительный процесс в его голове: что важнее, один живой Бенедикт Бейнс и трое беглых преступников или один мертвый Бенедикт Бейнс и трое схваченных преступников? Он внимательно смотрит на других офицеров, но те отвечают ему такими же растерянными взглядами.
— Почему я должен тебе верить? — говорит он. — Откуда мне знать, что как только они исчезнут из виду, ты не откроешь стрельбу по нам или не застрелишься сам?
— Тоже верно, — говорю я ему. — Но подумайте сами. — Моя рука тянется к Хоши, касаясь ее в последний раз. — Что мне останется, если вы схватите их?
— Мы будем держать вас вместе, — отвечает он. — Просто хотим поговорить с тобой. Никто не пострадает.
— Вы на самом деле думаете, что мы поверим в то, что вы отпустите Хоши, что позволите Грете и Джеку спокойно уйти? Что вы намерены с ними сделать? Отпустите их, немного пожурив за проделки? Мы все знаем, что их ждет!
Я опускаю пистолет и тут же приставляю его к своей груди.
— Прошу вас, — говорю я. — Умоляю, отпустите их. Я подчинюсь любому вашему приказу, даю вам слово.
Хошико
Я отказываюсь верить в происходящее. Он собирается пустить в себя пулю прямо у нас на глазах.
— Бен, немедленно прекрати, — тихо говорю я. — Уже слишком поздно. Все кончено — нужно сделать так, как они говорят.
Он поворачивается ко мне, и я вижу горящий взгляд. Он с жаром шепчет мне:
— Для нас это единственная возможность остаться в живых! Прошу тебя. Пожалуйста, если у вас есть шанс, воспользуйтесь им и уходите. Бегите со всех ног. — Он крепко держит пистолет, прижимая его к груди. — Я найду тебя, — добавляет он. — Куда бы ты ни пошла, я непременно тебя найду.
Джек потянулся к руке Бена.
— Приятель, даже не думай, — сказал он и повернулся к полицейскому, застывшему в молчаливом ожидании на лестничном проеме. — Пусть девочки уходят, берите вместо них нас. — Джек сухо усмехнулся. — Эй, я поднял ставку. Двое вместо одного.
— Нет! — Голос Бена полон решимости. — Пусть уйдут все, или я покончу с собой прямо здесь.
Похоже, что к полицейскому на лестнице наконец возвращается самообладание.
— Никто из вас никуда самостоятельно не уйдет, только с нами, — заявляет он. — Если хочешь убить себя, Бейнс, пожалуйста, стреляй. Избавишь нас от лишних хлопот.
Бен отрицательно качает головой.
— Слишком поздно, — говорит он. — Вы долго тянули — и тем самым раскрыли свои намерения. Если бы вы могли убить меня, то уже сделали бы это.
Все замолчали. И это молчание тянется целую вечность.
Мысли в моей голове кружат отчаянным вихрем. Бен прав насчет одной вещи: они, не дрогнув, пристрелят Грету и меня. Мы для них просто Отбросы. Ничтожества. Подонки общества. Джека они тоже убьют — офицер полиции, предавший службу, в их глазах типичный изменник. Но Бенедикт Бейнс? Ведь его мать — Вивьен Бейнс, министр по контролю за Отбросами и, возможно, будущий премьер-министр. Что они сделают с Беном, когда схватят его? Такого, как он, сложнее убить. Он тоже предатель, во всяком случае, так они говорят, но его кровь ценнее крови всех остальных, вместе взятых.
Все равно нельзя идти на такой риск. Мы через многое прошли вместе. И сейчас наш крошечный отряд из четырех человек не должен разделиться, несмотря ни на что.
— Мы обещали, что будем держаться вместе, — напоминаю я ему. — Я не оставлю тебя. Не смогу тебя бросить после всего, что мы пережили.
Его глаза готовы наполниться слезами, отчаянно умоляя меня согласиться.
— Пожалуйста, прошу тебя, — говорит он. — Я справлюсь сам. Вы должны уйти.
Бен пристально смотрит на Грету. Та по-прежнему крепко держится за меня, и, что совсем на нее не похоже, притихла, как мышка.
Я тоже смотрю на малышку. Видно, что она напугана. Я даже чувствую, как ее бьет дрожь, и понимаю, что Бен прав.
Она еще такая юная. Я не дам им убить ее, и если есть шанс, то ей надо бежать. Но Грета и шагу не сделает без меня — в этом нет никаких сомнений.
Если нам представится возможность, мы должны бежать. Бена придется оставить. Другого пути нет. Черт его дернул сыграть на моих чувствах к Грете! Как же хорошо он изучил мои слабости!
— Держите их под прицелом, — приказал полицейский с лестницы. — Мне нужно сделать один звонок.
Он бесцеремонно растолкал других мужчин, столпившихся позади него, и вошел обратно в офис.
Его не было примерно минуту. За это время никто не проронил ни слова. Когда он вернулся, то выглядел еще более испуганным и растерянным.
— Хорошо, — говорит он Бену. — Хорошо, считай, что мы договорились. Будь по-твоему. Только не стреляй.
Бен
— Я хочу убедиться, что их не будут преследовать, — говорю я старшему офицеру. — Хочу увидеть, как они уйдут.
Затем поворачиваюсь к Хоши.
— Все будет в порядке, обещаю. — Я кивнул Джеку, улыбнулся Грете и снова посмотрел на Хоши. — Будьте осторожны. Берегите себя во что бы то ни стало.
Я отвернулся. Полицейские расступились, пропуская меня. Прижимая к виску пистолет, я прохожу сквозь толпу и поднимаюсь по лестнице в офис.
Я подхожу к большому панорамному окну и свободной рукой поднимаю жалюзи. Великолепный день, в небе ни облачка.
Здание Правительственного центра господствует над городом, его видно из любой точки Лондона. Все остальные памятники — Биг-Бен, старая башня с часами, развалины бывшего парламента, большой Белый дворец — все они померкли рядом с триумфальной улыбкой сверкающей статуи. Именно так и было задумано, она стала символом нового мирового порядка.
