Потом я избавляюсь от тела его отца. Зачистка тем проще, что в кабинете Райли на полу нет ковра. Быстро обыскав здание, я нахожу кладовку уборщицы. С ведром и шваброй я возвращаюсь в офис и делаю работу, которая его секретарше, возможно, не нравилась. Я приношу из кладовки два больших зеленых пластиковых мешка, и засовываю в них тело Райли. Прежде чем уйти с этим грузом, я стираю все свои отпечатки. Не было такого места, до которого бы я дотронулась и не запомнила этого.
Позднее время — мой очень надежный друг в течение уже многих лет. Пока я выношу тело Райли из здания и загружаю его в багажник автомобиля, вокруг нет ни души. Это хорошо, я не в настроении снова убивать, а для меня убийство, как и занятие любовью, всегда связано с настроением. Даже когда есть необходимость убить.
Мейфэр — город на побережье Орегона, прохладный поздней осенью, окруженный соснами с одной стороны и соленой водой с другой. Я уезжаю из офиса Райли, мне не хочется ехать на пляж и забираться за полосу прибоя, чтобы утопить детектива на глубине. Вместо этого я направляюсь в горы. Здесь я еще не хоронила. С тех пор как несколько месяцев назад я переехала в Мейфэр, я никого не убивала. Я останавливаюсь в конце узкого проселка и на плече несу тело Райли далеко в лес. Я прислушиваюсь, но если где–то поблизости и есть смертные, то они спят. У меня нет лопаты. Она мне не нужна. Пальцами я разрываю самую твердую почву легче, чем самый острый нож проходит сквозь человеческую плоть. Пройдя три километра, я бросаю тело на землю, опускаюсь на колени и начинаю копать. Конечно, я немного испачкаюсь, но дома у меня есть стиральная машина и порошок. Так что это меня не волнует. Как и то, что тело когда–нибудь будет найдено.
Меня тревожит кое–что другое.
Кто такой Слим?
Как он меня нашел?
Откуда он знал, что надо предупредить Райли быть со мной настороже?
Я опускаю тело в яму глубиной около двух метров и за несколько минут засыпаю его землей, не прошептав ни слова молитвы. Кому бы я молилась? Кришне? Я не могла бы толком сказать ему, как я сожалею, хотя однажды я уже это говорила, когда держала драгоценность его жизни в своих кровожадных руках, а он пришел, чтобы разогнать наше безумное сборище. Нет, думаю, Кришна не услышит мою молитву, даже о душе одной из моих жертв. Кришна бы просто рассмеялся и вернулся к игре на своей флейте. К песне жизни, как он называл ее. Но где была музыка для тех его последователей, о которых говорят, что они хуже мертвых? Где была радость? Нет, я не буду молиться за Райли.
Ни даже за сына Райли.
Поздно ночью в своем особняке на берегу моря я рассматриваю фотографию парня и размышляю, почему его лицо кажется мне таким знакомым? У него очаровательные карие глаза, такие большие, невинные и настороженные, как у совенка при свете полной луны. Интересно, настанет ли такой день, когда я похороню его рядом с отцом. Эта мысль расстраивает меня. Не знаю почему.
Глава вторая
Чтобы выспаться, мне надо не больше двух часов, и обычно я сплю, когда самое яркое солнце. Солнечный свет воздействует на меня, но не является моим смертельным врагом, как вообразил Брэм Стокер в своей истории о графе Дракуле. Когда вышел роман «Дракула», я прочла его за десять минут. У меня фотографическая память и стопроцентное восприятие прочитанного. Я нашла книгу восхитительной. Мистер Стокер не знал, что встретился с настоящим вампиром, когда я нанесла ему визит в 1899 году одним сумрачным английским вечером. Я была с ним очень мила и, прежде чем уйти, попросила подписать книгу и страстно поцеловала его. Было искушение попробовать его кровь. Но я знала, что тогда не будет ни малейшего шанса на продолжение книги, на что я его настраивала. Люди редко способны сколь–нибудь долго заниматься тем, что пугает, хотя современные авторы ужастиков думают иначе. Стокер был очень проницательным человеком; он почувствовал во мне что–то необычное. Я думаю, он немного запал на меня.
Но солнце, этот вечный огонь неба, ослабляет мою силу. В течение дня, особенно когда солнце в зените, я чувствую сонливость, не настолько сильную, чтобы лечь, но достаточную, чтобы потерять интерес ко всему окружающему. Днем я не такая сильная и быстрая, хотя все равно ни один смертный не сравнится со мной. День не приносит мне столько удовольствий, сколько ночь. Мне нравятся размытые очертания темных ландшафтов. Иногда я мечтаю побывать на Плутоне.
Однако на следующий день я занята с рассвета. Сначала звоню на три разных континента трем менеджерам, управляющим моими финансами, и говорю, что недовольна тем, что кто–то овладел информацией о моих счетах. Я выслушиваю их заявления о невиновности и не чувствую фальши в голосах. Мое уважение к способностям детектива Райли немного возрастает. Должно быть, он использовал тонкие приемы, чтобы влезть в мои дела.
Или ему кто–то помог.
Да, ему помогли, но думаю, он пошел против того человека, который нанял его, чтобы отыскать меня. Когда он понял, насколько я богата, он, должно быть, решил, что получит больше, если будет иметь дело со мной. Это наводит меня на мысль, что его нанимателю неизвестны подробности моей жизни — где я живу и прочее. Но я так же понимаю, что он заметит исчезновение Райли и будет искать убийцу. Я думаю, у меня еще есть время, хотя и немного. По своей природе я охотник, а не добыча. Клянусь, что убью тех, кто нанял Райли, так же, как стерла с лица земли его самого.
Через своего американского представителя я договариваюсь о своем зачислении в тот же день в среднюю школу Мейфэра. Колеса закрутились, и вот у меня уже новое имя. Я — Лара Адамс, и мой опекун, миссис Адамс, поедет в школу с документами о моем переводе и запишет во все возможные классы, которые посещает Рей Райли. Мне не составило труда узнать его имя. Мое влияние простирается так же далеко, как и река крови, тянущаяся за мной* Я никогда не встречу эту фальшивую миссис Адамс, и она не встретится со мной, если только она не станет рассказывать о своих действиях от лица Лары. Но если это случится, то больше она уже никогда не заговорит. Мои помощники уважают мои тайны. Я им плачу за это уважение.
Этой ночью я беспокойна и испытываю жажду. Как часто мне нужна кровь? Я начинаю жаждать ее после недельного перерыва. Через месяц я уже не могу думать ни о чем другом, кроме пульсирующей вены на шее. Я теряю силы, если это длится слишком долго. Но я не умру без нее, во всяком случае быстро. Я обходилась без человеческой крови по шесть месяцев, в безвыходном положении я пью кровь животных. Но по–настоящему меня насыщает только человеческая кровь, думаю, ее жизненная сила необходима мне больше, чем кровь сама по себе. Я не могу дать определение жизненной силе, кроме того, что она существует: ощущение бьющегося сердца, жар желаний в каждой капле крови. Жизненная сила животных намного грубее. Когда я пью кровь человека, я словно впитываю часть его сущности, его воли. А чтобы прожить пятьдесят веков, нужно много воли.
Люди не превращаются в вампиров после того, как я укушу их. И не превращаются, если выпьют моей крови. Выпитая кровь, проходя через пищевод, распадается на много частей. Я не знаю, откуда пошли легенды, будто укус может вызвать трансформацию. Я могу превратить человека в вампира, только обменявшись с ним кровью, большим количеством крови, она должна наполнить его кровеносную систему, прежде чем он станет бессмертным.
