Масао желал расспросить о жене, но, увидев печальное лицотещи, понял, что не сможет выговорить ни слова. Он просто сидел и ждал.
— Плохие новости, Масао-сан. Мне очень жаль.
Масао на мгновение прикрыл глаза, собираясь с духом.
Минута радости обратилась в кошмар. Он только что понял, чтопотерял и жену, и ребенка.
— С Хидеми все хорошо.
Масао открыл глаза и уставился на женщину, не в силахповерить в свою удачу. У него перехватило горло, глаза наполнились слезами —многие мужчины сочли бы это позором.
— А ребенок? — наконец решился спросить Масао.Хидеми жива. Еще не все потеряно. Как же он любил ее!
— Это девочка. — Теща Масао отвела глаза, скорбя отом, как подвела мужа ее дочь.
— Девочка? — в восторге переспросил Масао. —Что с ней? Она жива?
— Конечно. — Вопрос изумил мать Хидеми. — Мнеочень жаль… — начала она, но Масао встал и благодарно поклонился ей.
— А я ни о чем не жалею. Я счастлив. Прошу вас, скажитеХидеми… — Он осекся и почти побежал по саду. Небо из персикового становилосьогненным, взошло солнце и засветило, как фейерверк.
— Куда вы, Масао-сан? Вам нельзя… — Но запреты былиневозможны. Дом принадлежал Масао — как и его жена и ребенок. Здесь повелителембыл он. Навещать жену в такой момент было неприлично, но Масао не задумывалсяоб этом., Перепрыгнув через две ступеньки крыльца, ведущего к второй спальне,он негромко постучал по сёдзи, прикрывающей вход в комнату. Сестра Хидеми сразуже открыла ему, и он улыбнулся, заметив вопрос в ее глазах.
— Я хотел бы увидеть свою жену.
— Она не может… она… я… хорошо, Масао-сан, —наконец ответила сестра, низко поклонилась и отступила после минутногозамешательства. Масао вел себя неподобающим образом, но его свояченица зналасвое место и безмолвно ушла на кухню к своей матери готовить для Масао чай.
— Хидеми, — тихо позвал Масао, входя в комнату иотыскивая взглядом жену. Она лежала умиротворенная, закутанная в одеяла, ислегка вздрагивала. Волосы спутались вокруг бледного лица, но в этот момент онапоказалась Масао невыразимо прекрасной. Хидеми держала туго спеленутого, самогоидеального ребенка, какого когда-либо видел Масао.
Личико ее казалось выточенным из слоновой кости, как у самойхрупкой статуэтки. Ребенок был как две капли воды похож на мать, но, если такоевозможно, девочка была прекраснее матери, и Масао застыл на месте, в изумленииразглядывая ее. — Она прелестна, Хидеми-сан… она само совершенство… —Опомнившись, он взглянул на жену и по ее лицу понял, сколько мук ей пришлосьпережить. — С тобой все хорошо?
— Да, чудесно, — ответила внезапно изменившимсяголосом мудрой женщины Хидеми. В эту ночь она преодолела вершину, отделяющуюдевичество от материнства, и восхождение оказалось гораздо более изнуряющим,чем она предполагала.
— Напрасно ты не позволила отвезти тебя вбольницу, — с тревогой произнес Масао, но Хидеми лишь покачала головой вответ. Она была счастлива здесь, в доме, рядом с матерью и сестрой, зная, чтомуж ждет ее в саду.
— Мне жаль, что родилась девочка, Масао-сан, — снеподдельной печалью произнесла Хидеми, и ее глаза наполнились слезами. Ее матьправа — она опозорила мужа.
— Я ни о чем не жалею, я же говорил тебе. Мне всегдахотелось иметь дочь.
— Вы рассуждаете неразумно, — впервые решиласьупрекнуть мужа Хидеми.
— И ты тоже — если не понимаешь, как нам повезло.
Дочь — это даже лучше, чем сын. Когда-нибудь мы будем еюгордиться, вот посмотришь, Хидеми-сан. Она многого добьется в жизни, выучитнесколько языков, отправится за границу. Она получит все, что захочет, будетделать что пожелает!
Хидеми негромко рассмеялась. Ее муж временами становилсятаким глупым, иногда вынести это бывало труднее, чем ожидала Хидеми, но онанежно любила мужа. Он взял ее за руку и низко склонился, целуя в лоб. Долгоевремя Масао сидел неподвижно, с гордостью глядя на дочь. Он и в самом дележелал дочери блестящего будущего. Он был совсем не против иметь дочь.
— Она прекрасна, как ты… Как мы назовем ее?
— Хироко. — Хидеми улыбнулась: ей всегда нравилосьэто имя. Хироко звали ее покойную сестру.
— Хироко-сан! — с восторгом повторил Масао,переводя взгляд с ребенка на жену. — Она будет современной женщиной.
Хидеми вновь засмеялась, начиная забывать про боль, но вдругнахмурилась и вновь стала выглядеть повзрослевшей.
— Скоро у нее будет брат, — пообещала она мужу.Хидеми хотелось сделать еще одну попытку и на этот раз не оплошать. Что бы ниговорил муж, какими бы странными ни были его убеждения, Хидеми твердо знала:она не должна ограничиться этой девочкой. Для женщин нет предназначения важнее,чем дарить мужу сыновей. Когда-нибудь Масао станет счастливым отцом.
— Тебе надо выспаться, детка, — мягко сказалМасао, когда свояченица принесла им чай. Хидеми еще дрожала от потери крови ипотрясения.
Сестра Хидеми налила супругам чай и вышла, вновь оставив ихвдвоем. Но Масао покинул комнату через несколько минут — Хидеми устала, аребенок заплакал.
Теща Масао вернулась в комнату и задвинула фусуму[5],чтобы создать Хидеми уютный уголок. Масао шел по саду, гордо улыбаясь. У негоесть дочь, чудесная крошечная девочка. Когда-нибудь она превратится впрекрасную женщину.
Она будет говорить по-английски, как на родном языке, аможет, выучит и французский, и даже немецкий. Станет интересоваться событиями вмире. Многому научится. Она воплотит в реальность все его мечты, и, как обещалМасао жене, их дочь будет современной девушкой.
Солнце поднялось высоко в небе. Масао улыбнулся, думая отом, как ему повезло. Он достиг в жизни всего, о чем мечтал. У него естьпрекрасная жена и малышка-дочь. Может, когда-нибудь появится и сын, но пока,казалось, ему было нечего желать. Наконец, вернувшись к себе в комнату, онулегся на футон[6] и еще долго лежал, улыбаясь и думая о Хидеми…и их крошечной дочери Хироко…
Глава 2
Землетрясение, которое в том году, в первую неделю сентября,сровняло с землей Токио и Иокогаму, докатилось и до Киото, но бушевало здесь нетак жестоко. К тому времени Хироко исполнилось семь недель. Когда разразилосьземлетрясение, Хидеми в ужасе вцепилась в дочь — так их и застал Масао, поспешившийдомой. Городу был нанесен большой ущерб, но дом Масао стойко выдержал натискстихии. Только позднее они узнали о трагедии в Токио. Большая часть города быларазрушена полностью, от тряски вспыхнули пожары, и еще много недель подрядголодные и умирающие от жажды люди бродили по улицам.
