Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Большинство маминых картин сегодня были почему-то повернуты лицами к стенам. Впрочем, Иван и так их помнил. В основном это были портреты, и у людей на них были странные глаза – прозрачные, с просвечивающими сквозь них разнообразными пейзажами. Когда он был маленький, то боялся этих людей: ему казалось, что это призраки. Страх увеличивался тогда еще и тем, что он был уверен, что мама нарисовала их всех с натуры. О том, как могли происходить встречи его мамы с призраками, в детстве он старался не думать. А теперь то давнее старанье вызывало у него улыбку, как вызывают ее все детские страхи.
Появление пирога не вызвало у собравшихся восторга – так же, как и появление Неллиного сына. Куски разобрали с блюда машинально, а с Иваном едва поздоровались; разговор при этом не прервался. Кажется, маму расстроило такое равнодушие – то ли к ее сыну, то ли, вероятнее, к ее кулинарному изделию. Ивана же оно нисколько не задело. Он успел ухватить кусок пирога и вдумчиво жевал его, стоя у двери и рассеянно оглядывая гостей.
Впрочем, если маму что и расстроило, то выказывать этого она не стала. Она отошла в угол, где несколько человек кружком сидели на полу, рассматривая какую-то композицию, которая стояла в центре этого неначерченного круга.
Ивану показалось, что композиция сделана из пластмассы и проволоки. Во всяком случае, именно на проволочные нити, протянутые между двумя пластмассовыми палками, были нанизаны многочисленные и, похоже, тоже пластмассовые ноги, руки, уши и еще какие-то части тела – плечи, кажется. Руки и ноги с ушами лежали также и на полу вокруг этой проволочно-пластмассовой рамки.
– Части тела – главное, из которого состоит искусство, – говорил молодой человек с потусторонним взглядом.
Он сидел в самом центре кружка, рядом с композицией, и, надо думать, он ее и сделал. В его речи слышен был отчетливый акцент; Ивану показалось, французский.
– А когда ты это понял? – спросил кто-то из кружка.
– Части тела давали мне интерес всегда, – ответил автор композиции. – Я прочитал книгу Ролан Барт «Фрагменты любовной беседы», и он там пишет: «Мы никогда не говорим, что я люблю твое тело, – мы говорим, я люблю твои глаза, руки, ягодицы…» И надо мне сказать, что вся моя работа состоит из фрагментов, как будто маленькая книга. Или как будто жизнь. Ведь жизнь тоже фрагментирована. Так что моя работа – это является символ жизни.
Иван вздохнул. Ягодицы как символ жизни – это звучало свежо. Хотя, тут же подумал он, можно было сформулировать яснее.
«Не жизнь, а сплошная жопа», – так выражал эту мысль моторист Витя Черемной, с которым работали на Северном полюсе.
Всему этому собачьему, в понимании Ивана, бреду внимала девушка, едва взглянув на которую он оживился. Необходимость убивать время в мастерской сразу представилась ему не такой уж и тягостной.
На вид ей было лет двадцать, она была тоненькая, просто прозрачная, светловолосая, светлоглазая и походила не на живую девушку, а на лесного эльфа.
– Я думаю, на выставке это будет более ясно, – глядя на нее манящим взглядом, произнес автор композиции. – Там будет черная ткань, которая раздувается под ветром. А под ней будут лежать части тела, органов, маленькие сломанные игрушки…
«Сейчас она скажет, что обязательно на его выставку придет, чтобы проникнуться новым знанием», – подумал Иван.
Но девушка повела себя по-другому.
– Извините, – сказала она. – У меня иссякли жизненные силы. Я должна уснуть. Надеюсь, ненадолго.
С этими словами она сняла туфли – растоптанные, без каблуков, – легла на ковер и закрыла глаза. Вид у нее сразу стал такой, словно сон этот был не простой, а летаргический. Если ее слова, точнее, манера речи вызвала у Ивана усмешку, то весь ее вид – вот сейчас, когда она так мгновенно уснула, – одну лишь жалость.
Сразу стали заметны синие полукружья у нее под глазами, а нос заострился так, словно она умерла. Иван даже вздрогнул, таким отчетливым было это ощущение. Но нет, конечно, она была живая – длинные прозрачные ресницы вздрагивали. Он никогда не видел таких ресниц. Притом что они не имели цвета, их хотелось назвать не бесцветными, а вот именно прозрачными.
– Слушайте, у нас же через полчаса поезд! – вдруг воскликнула мама. – А я не собрана, и до вокзала еще десять минут ходу!
Иван вздрогнул: засмотревшись на прозрачную девушку, он забыл обо всех остальных обитателях мастерской, даже о маме.
– Может, не поедем, а, Нель? – произнес пожилой мужчина с длинными седыми волосами, завязанными в хвост. – В конце концов, Левка бездарность, это установленный факт.
– Кем, интересно, это установлено? – Мама возмутилась с такой живостью, что Иван посмотрел на нее с уважением. – Я ему обещала, что буду. Если хотите, оставайтесь. А я поеду.
С этими словами она скрылась за ширмой. Скрипнула дверца шкафа – мама доставала из него какие-то вещи в дорогу.
Оставаться без нее в мастерской никто не пожелал: все засобирались, кто поспешно, а кто и нехотя, и потянулись к выходу.
Иван зашел за ширму.
– У тебя там девчонка уснула, – сказал он.
Мама застегивала молнию на маленьком красном чемоданчике. Он сам когда-то подарил ей этот чемоданчик, чтобы она легко узнавала такое яркое пятно на багажных транспортерах аэропортов.
– Какая девчонка? – удивилась мама.
– Ну, такая… Эльфическая. Она кто?
– А!.. – вспомнила мама. – Да бог ее знает кто. Кажется, Сутулов привел. Ну да, точно, Сутулов.
– Сутулов – это который? – зачем-то поинтересовался Иван. – Который с хвостом?
– Нет, с хвостом – это Патя. А Сутулов ушел уже.
– Куда же она теперь денется?
– Кто?
– Девчонка. Раз Сутулов ушел.
– Домой, наверное, пойдет, – пожала плечами мама. – Что с того, что Сутулов ушел? Не на руках же он ее принес.
«Может, и на руках», – вспомнив ее внешность, подумал Иван.
А вслух сказал:
– Но она спит.
– Проснется, – отмахнулась мама. – Не в летаргии.
Гораздо больше, чем спящая девчонка, ее занимала молния на чемодане. Молния не хотела застегиваться, как мама ни дергала ее и ни тянула.
Иван забрал у нее чемодан, застегнул молнию и сказал:
– Сама, может, и не проснется. А ты, кстати, уверена, что она не в летаргии?
– Вань, – улыбнулась мама, – не морочь мне голову. И себе тоже. Такие эльфы здесь стаями летают. Они приспособлены к жизни гораздо лучше, чем кажется на первый взгляд.
– Да это-то я знаю… – пробормотал Иван.
О том, что подобные девушки слетаются в мастерскую, как бабочки к фонарю, он в самом деле знал. Как и о том, что их неотмирность обычно объясняется простым нежеланием мыть посуду. У него бывали случаи в этом убедиться: несколько раз он уходил из маминой мастерской с такими вот девушками. Впрочем, мытья посуды Иван от них наутро не требовал – так, отмечал мимоходом эту интересную взаимосвязь между неотмирностью и обыкновенной бытовой ленью и мыл после их ухода посуду сам. Трудно ему, что ли, вымыть два бокала?
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
