— А может, это новое убийство — дело рук вселенского злодея. Может, из-за него мне придется отправиться в космическую экспедицию. Будешь вести себя хорошо, я, так и быть, возьму тебя с собой.
— Не шути со мной.
Ева рассмеялась и застегнула кобуру.
— Увидимся, когда увидимся.
Она подошла к нему. Черт, до чего же он был хорош даже в четыре утра! Она чмокнула его в обе щеки, а потом нежно поцеловала в губы.
— Берегите себя, лейтенант.
— Можешь на это рассчитывать.
Ева сбежала по лестнице. Внизу на столбике перил висело ее пальто. Она всегда вешала его на столбик: во-первых, по привычке, а во-вторых, потому, что это раздражало Соммерсета, домоправителя Рорка, отравлявшего ей жизнь.
Она надела пальто и — о, чудо! — обнаружила в кармане перчатки. И еще кашемировый шарф. Раз уж он там был, она набросила его на шею. И все же вздрогнула от холода всем телом, когда вышла на крыльцо.
«Грех жаловаться, — напомнила себе Ева, — когда ты замужем за человеком, который позаботился вывести твою машину к крыльцу и включить обогреватель. Считай, что тебе повезло».
Она спустилась по ступенькам и нырнула в теплое чрево машины.
Подъезжая к воротам, Ева взглянула в зеркало заднего вида на дом, выстроенный Рорком: камень и стекло, выступы и башенки, свет, льющийся из окна спальни.
«Он выпьет вторую чашку кофе, — думала она, — посмотрит первые биржевые сводки и ранние новостные бюллетени. Возможно, позвонит кому-нибудь за океан. Начать рабочий день еще до рассвета — обычное дело для Рорка».
Конечно, повезло, что она оказалась замужем за человеком, столь легко вписавшимся в тот безумный ритм, в котором ей приходилось жить и работать.
Она проехала через ворота, бесшумно закрывшиеся за ней.
В этом районе дорогих и престижных домов царила тишина: богатые, привилегированные или те, кому просто повезло, спали в тепле, вырабатываемом установками искусственного климата, в своих роскошных особняках, кондоминиумах, квартирах. Но Ева хорошо знала, что всего в нескольких кварталах отсюда пробуждающийся город заживет совсем другой — бурной, тревожной и нервной жизнью.
Горячий воздух облаками пара вырывался из вентиляционных люков подземки. Под уличным уровнем жил и двигался в пульсирующем ритме подземный мир. Над головой уже мелькали огни уличной рекламы, сулившие самые выгодные цены с фантастическими скидками. «Да кому на хрен нужны распродажи накануне Дня святого Валентина в супермаркете „Поднебесный“ в такой час? — удивилась Ева. — Какой разумный человек попрется в забитый обезумевшей толпой торговый центр, чтобы сэкономить пару долларов на шоколадном сердечке?»
Ева миновала анимационный щит, на котором немыслимо красивые люди резвились на белом, как сахар, песке и бросались в сапфирово-синюю воду.
Уже мелькали желтыми пятнами экспресс-такси. Скорее всего, едут в аэропорты, к ранним рейсам. А вот и двухэтажные автобусы тянутся вдоль тротуаров, везут страдальцев на раннюю смену или их более удачливых товарищей, только что отстоявших «кладбищенскую» вахту и возвращающихся домой.
Она объехала стороной Бродвей — место вечного праздника. Днем и ночью, в жару и в холод туристы и обожавшие их уличные воры осаждали эту Мекку шума, света и суеты.
На Девятой авеню все еще были открыты питейные заведения. Ева заметила скопление на углу уличных хулиганов в стеганых пуховиках и высоких шнурованных ботинках. Наверняка они принимали запрещенные химические вещества. Но если они нарывались на неприятности, то время было выбрано крайне неудачно: в пятом часу утра при таком холоде.
Ева обогнула рабочие кварталы Челси и углубилась в богемный Гринвич-Виллидж.
Черно-белая полицейская машина приткнулась носом к тротуару перед недавно отремонтированным домом на Джейн-стрит. Ева проехала полквартала вниз, включила знак «На дежурстве» и вылезла из теплой машины на мороз. Пока она вынимала полевой набор и кодировала электронные замки, из-за угла появилась Пибоди.
Ее напарница была похожа на исследователя Арктики. На ней был толстый стеганый пуховик цвета Ржавчины, шею она обмотала красным шарфом в милю длиной, на голову натянула вязаную шапку того же цвета. Дыхание вырывалось у нее изо рта, как дым из трубы.
— И почему люди не могут убивать друг друга после восхода солнца? — запыхавшись, проговорила Пибоди.
— В этом прикиде ты похожа на рекламного зазывалу.
— Знаю, но он до ужаса теплый, и стоит его снять, как мне начинает казаться, что я похудела.
Они вместе подошли к дому, и Ева включила камеру.
— Камер наблюдения нет, — отметила она. — Сканирования ладони нет. Замок на двери взломан.
На окнах нижнего этажа были защитные решетки. Но краска на двери и оконных рамах потускнела и кое-где облупилась. Очевидно, владелец здания не придавал большого значения охране и текущему ремонту.
Женщина-полицейский у входа кивнула им и открыла дверь.
— Лейтенант! Детектив! Жуткий холод, — заметила она. — Звонок по 911 поступил в три сорок две. Звонила сестра убитой. Она наверху с моей напарницей. Мы прибыли где-то в три сорок шесть. Отметили взлом входной двери. Жертва на третьем этаже, в спальне. Дверь в коридоре тоже взломана. Похоже, она оборонялась. Руки и ноги связаны старым надежным способом: изолентой. Поработал над ней, прежде чем убить. Похоже, она была задушена поясом от ее собственного халата: он так и остался у нее на шее.
— Где была ее сестра, когда все это происходило? — спросила Ева.
— Сказала, что только что приехала. Квартирой сестры пользуется как перевалочным пунктом, когда бывает в Нью-Йорке. Имя: Палма Копперфильд, стюардесса «Всемирных авиалиний». Немного «замазала» место убийства. Во-первых, ее вырвало прямо на пол, там, в спальне. Во-вторых, она трогала тело, прежде чем выбежала и позвонила 911. — Женщина-полицейский оглянулась на кабину лифта. — Она сидела вон там на ступеньках, и ревмя ревела, когда мы подъехали. С тех пор так и ревет без передышки.
— Веселье никогда не кончается. Пошлите наверх «чистильщиков», когда приедут.
Вспомнив о скверном состоянии дома, Ева направилась прямо к лестнице, на ходу расстегивая пальто и разматывая шарф.
«По одной квартире на этаж, — отметила она. — Приличная кубатура, никаких соседей».
На двери квартиры на третьем этаже красовался новенький на вид «глазок» и замок полицейского образца. Замок был взломан. Действовал явный любитель, но цели своей он добился.
Ева вошла в гостиную, где вторая женщина-офицер стояла над закутанной в одеяло, сотрясающейся в ознобе сестрой потерпевшей.
«Чуть за двадцать, — фиксировала Ева, — светлые волосы зачесаны назад от лица и стянуты в хвост. Лицо все в потеках размазавшейся косметики. Обеими руками сжимает прозрачный стакан, видимо с водой», — определила Ева.
