Я окинул взглядом стоящих возле входа в универсам нищих, взглянул на одетых в ветошь старушек, греющихся на солнышке возле подъезда, на безногого, сидящего в инвалидной коляске с протянутой рукой возле кооперативных ларьков, и кивнул:
— Тоже дело. Кто сработал?
— Самое смешное, что не наши, — развел руками призрак. — Вернее, наши… но "не наши"…
— Кто-то сказал, что, когда дело вырастает до определенных масштабов, оно вполне может обойтись без основателя, — задумчиво сказал я. — Это-то для меня и отвратительно. Мне не остается работы. Скучно. У меня уже не хватает фантазии на что-то новенькое. Только придумаешь — глядь, а оно уже есть. Все, как у меня и было задумано, только уже выполнено и перевыполнено… Вот посмотри, какая прелесть…
Я указал на стоящий рядом с соседним домом "шестисотый" "мерседес", блестящий в лучах весеннего солнца идеальной полировкой. Вокруг машины ходил облаченный в рясу розовощёкий священнослужитель, сбрызгивал "мерседес" из стеклянного флакончика и неустанно бормотал. Затянутый в джинсу и кожу владелец машины снисходительно наблюдал за его действиями, похлопывая по ладони пачкой приготовленных для оплаты купюр.
— Это… Это он что делает? — опешило отражение.
— Освящает, — пояснил я. — Как видишь, многое в этом мире многократно превзошло мои ожидания. Всего две тысячи лет… Две тысячи! И ты не поверишь, но мне это даже не нравится. Меня интересуют борьба, интриги, трудности… Разумеется, субъективно. Объективно: все хорошо, все так и должно быть… А вот и мой старый знакомый…
Я посмотрел на крышу дома, возле которого стоял "мерседес". Фигурка повстречавшегося мне в магазине наркомана выглядела отсюда маленькой и тщедушной. Но я видел даже безумный блеск его глаз, когда игла вошла глубоко в вену, пробивая дорогу для несущей эйфорию жидкости. Со вздохом облегчения он отбросил шприц, перед глазами заклубилось розовое облако, он улыбнулся и шагнул вперед…
— Ну вот, — сказало мне отражение, брезгливо глядя на изломанное тело, проломившее крышу "мерседеса". — А говорил: "пожить, как все", "влезть в их шкуру"…
— Не получается, — признался я. — У меня все же иной склад характера, иной опыт, иной взгляд на вещи. Знания, опять же. Силы, желания. Чтоб уподобиться им, мне требуется упроститься так, как я не могу при всем моем желании. Прощать не умею… Вот и получается…
— Тебя ждут, — напомнило отражение.
— Я знаю.
— Я изменил квартиру.
— Не следовало тебе этого делать. Ты по глупости своей заботишься о внешнем, приходящем. Для них я — хозяин и властитель, в каких бы обличиях и в каких бы условиях не представал. Нищий ли, царь ли, раб ли или шут — дело не в виде моем, а в делах моих. Я могу быть игривым и смешным, трогательным и дурашливым, обаятельным и сентиментальным, но не следует забывать, что я — Князь Тьмы!
— А орать-то зачем? — обиделось отражение. — Ну, Князь, ну, Тьмы… Ну и что? Мне-то ты об этом зачем рассказываешь?
— Идиот!
— Между прочим, твое отражение, — заявил нахал и быстро исчез.
Это не слуги, — пожаловался я в пространство. — Это черт знает что такое!..
* * *
При виде меня они встали и поклонились.
— Ты странно выглядишь, Бафомет, — сказал я своему любимцу. — Что у тебя с лицом? Где-то я уже видел эту отвратительную рожу…
Бафомет попытался взглянуть в зеркало, но мое отражение состроило ему с той стороны такую гримасу, что демону пришлось ощупывать свою физиономию руками.
— Проклятье! — расстроился он. — Старею… Забыл снять личину. Я тут изображал одного крупного политика…
— Ах да, вспомнил, — кивнул я. — Сотри это немедленно, это вызывает у меня раздражение… Зачем ты лезешь в политику, Бафомет? Я же сказал тебе в прошлый раз: не трогай политиков. Они и без нас делают все правильно. Причем, в некоторых случаях, куда лучше нас… А знаете, почему?
Демоны отрицательно замотали головами.
— Они это делают от души. А вы от ума… Еще раз туда сунешься — голову оторву. Понял?.. Теперь с тобой, Асгарот. Зачем ты натравил бесов на священника?
— Но, господин…
— Поясняю еще раз, специально для скудоумных: душа! Душа, а не тело. Предлагать, соблазнять, пристращать! Пробуждать страсти, склонять к греху, вынуждать в конце концов! Окружил человека кольцом возможностей, впустил в этот круг потребности, и он — ваш. Не получается — окружи нищетой, подними против этого праведника его близких, пусть грызут его денно и нощно, обвиняют, оскорбляют, вынуждают изменить уклад жизни "хотя бы ради них". И уж только в самом крайнем случае…
— Это и был "крайний случай", повелитель. У этого священнослужителя не было ни семьи, ни запросов, ни…
— Это исключено. Нет таких людей. Нет и быть не может. Просто он борется с вами. Борется, и пока что побеждает. Что там случилось?
— Трое материализовались, ночью подкараулили у церкви… Хотели под видом разбойников крест серебряный снять да проучить малость…
— Продолжай, продолжай.
— Примитивное рукоприкладство. В том смысле, что двоим зубы выбил, а третьего затащил в церковь и окунул головой в чан со святой водой. Свихнулся бедняга. Теперь ходит кругами по аду и без конца молитвы бубнит.
— Вконец озверели праведники, — вздохнул я. — Невозможно работать стало. Наши методы применять начали. Ладно, запоминайте. С сегодняшнего дня начинайте от имени церкви "последний крестовый поход" против зла и бесов.
— Простите, мы не…
— Не перебивать! Увеличьте число бесноватых и склоняйте священников к изгнанию бесов, подбивайте журналистов к написанию статей о силах зла и борьбе с ними, нагнетайте обстановку, вынуждайте их ввязаться в войну против нас. Ведите войну по всем правилам. Отступайте, пробуждая в их душах гордость и довольство собой, нападайте, порождая страх — там, где страх, нет места любви, — угрожайте, интригуйте, втягивайте в войну. Война — это всегда хорошо. В войнах, начинаемых церковью, всегда проигрывает церковь. Пусть больше думают о вас. Пусть их помыслы будут заняты борьбой с тьмой, а не тягой к свету. Зачем зажигать свечи, когда можно ругать мрак? Постарайтесь прививать им мысль, что побеждают они вас своими личными заслугами, а не силой веры. Побольше магов и колдунов. Это раздражает их. Вместо того, чтобы изучать и думать, они объявляют на них охоту. Я недавно слышал, как один священник заявил по телевизору магам: "Если вы мошенники, я готов целовать вам ноги, но если вы и впрямь творите чудеса… вот тогда мы с вами по разные стороны баррикады". Какое чудесное слово: "баррикада"… И я понял: если Он придет, они Его не примут. Они принимают и будут принимать меня. Потому что я даю им то, чего хотят они, а Он опять будет вправлять им их закостеневшие мозги. И я подумал: раз все так ждут прихода лжепророков и "Антихриста", то почему бы нам не повременить? Почему бы нам, как галантным джентльменам, не пропустить Его вперед? Пусть Он доказывает. А мы посмотрим. Им не нужен Христос. Им нужны они сами…
