Где-то совсем рядом раздался знакомый голос. Хватило секунды, чтобы найти взглядом его обладателя — это Тейден накинулся с кулаками на молодого айра, с которым ушел совсем недавно. Красивое лицо исказила гримаса ярости, тонкие пальцы остервенело драли густые темные волосы.
Крики звучали отовсюду. Неистовые, злые, полные боли… К витающему аромату разлившегося вина добавился металлический запах крови. И он, казалось, лишь еще больше раздразнил обезумевших айров.
— Самаэль! — позвала я, чуть не плача.
Толпа сжималась, сдавливала меня, словно тиски. Я не могла вырваться из ловушки человеческих тел. Какой-то старик, с пугающей для его возраста прытью, бросился на молодящуюся женщину. Толкнул ее, задев еще троих. Чей-то локоть врезался мне под ребра. Я согнулась, обхватила себя руками. Не удержала равновесия, когда где-то рядом завязалась новая потасовка, и упала. Десятки туфель, мужских и женских, замелькали перед лицом. Несколько приземлились мне на пальцы, заставив закричать от боли. Я попыталась встать, но тут же упала снова. Безумие айров утягивало на дно страшнее, чем водовороты проклятой реки. Кто-то запнулся об меня. Упал сверху. Отталкиваясь руками и коленями начал вставать, но тут же растянулся вновь, сбитый кем-то третьим.
Я сжалась. Накрыла голову ладонями, зажмурилась и без устали звала Самаэля. Где же он? Где он, когда так нужен?
— Самаэль, пожалуйста! — взмолилась отчаянно. — Самаэль!
И он услышал.
Тьма обрушилась на зал, словно волна на скалы. Укутала тугим коконом и ощутимо придавила к полу. Присутствие Самаэля я не увидела — почувствовала. Еще до того, как стихли крики и исчезли люди, придавившие меня; до того, как ощутить крепкие объятия и частый стук чужого сердца, я уже знала — он здесь.
Самаэль молчал. Не ругал меня, ни о чем не спрашивал, только прижимал к себе с невысказанным отчаянием, стискивал так крепко, будто пытался укрыть от безумия айров не только тьмой, но и своим телом. И я прижималась в ответ. Цеплялась подрагивающими пальцами за широкую спину, вдыхала его запах и не могла им надышаться. Он здесь. Со мной.
Не знаю, сколько мы так простояли. Но не думаю, что долго — по крайней мере, когда Самаэль мягко отстранился, я едва сдержалась, чтобы не вцепиться в него изо всех сил. Подавила этот порыв и подняла голову. Пусть я не вижу его лица, но точно знаю — Самаэль видит мое. И я хочу, чтобы он всегда знал: я смотрю на него, слушаю. Я рядом.
— Уходим, — его голос прозвучал спокойно, будто ничего непоправимого не случилось.
Я кивнула и уже в следующий миг оказалась у Самаэля на руках.
— Все плохо? — спросила тихо, когда мы двинулись к выходу. — Ты сможешь заставить их забыть? Как тех людей в дилижансе…
— Это айры, Эвелин. Их разум защищен. Я смог бы сломить защиту у многих, почти у всех, если говорить начистоту. Но не у советников императора. А они здесь.
Я закрыла глаза и сильнее прижалась к Самаэлю. Безотчетно, не думая, что и почему делаю, я искала в его объятиях защиты. И Самаэль это понял.
— Тебе нечего бояться, — произнес он твердо. — Тайдариус тебя не получит, обещаю.
— Но он император…
— Плевать. Я не позволю ему убить тебя из-за дара, который ты не выбирала.
Мы вынырнули из темноты. Я мельком огляделась, с удивлением понимая, что мы каким-то образом оказались в саду. Причем, судя по густой зелени вокруг, резиденция осталась далеко позади.
Черные ленты проворными змеями стелились перед нами. Они юркали за каждый поворот, будто проверяя путь. Несколько раз я замечала уснувших стражников, дважды видела айров, укутанных туманным коконом. Казалось, вся территория резиденции погрузилась в сон. Даже породистые гончие, мимо загона которых мы прошли, — и те спали.
— Сколько у нас времени?
— Немного. Но надеюсь, его хватит, чтобы добраться до Теневого поместья. У меня в лаборатории есть еще один артефакт, способный сдержать твою силу.
— А потом? Что будет, когда нас поймают?
— Никто тебя не поймает, Эвелин. Слово чернокнижника.
Глава 38
Частый стук копыт гулким эхом расходился в воздухе. Ритмичный, взволнованный, он звучал в такт биению моего сердца. Двойка пегих коней уносила нашу повозку все дальше от императорской резиденции. Ленты тьмы летели рядом и, словно щупальца гигантского спрута, извивались над землей. Они тянулись во все стороны, путали следы, создавали новые, усыпляли оказавшихся на дороге путников. Но я едва ли обращала на них внимание.
Сидя на полу крытой повозки и прижимаясь к боку Самаэля, я изо всех сил старалась не поддаваться отчаянию.
Айры в резиденции вот-вот очнутся. Тьма не сможет удерживать их под наведенным сном долго — все-таки внутренние блоки у высокородных сильны. Скоро Тайдариус Четвертый узнает о предательстве Самаэля, о моей тайне, и объявит нас вне закона. Начнет охоту. И тогда, совсем как в ту роковую ночь, когда Лаур меня продал, гончие возьмут мой след. Уже не псы — имперские охотники. Опасные, безжалостные. Разве возможно скрыться от таких?
Беспокойство в груди росло. Крепло, как набирающий силу вихрь, скручивало мои внутренности, заставляло все во мне болезненно сжиматься. Не только из-за страха перед карой Тайдариуса. Я думала о Самаэле, вспоминала наш короткий разговор в саду и будто заново слышала: «Никто тебя не поймает, Эвелин».
Меня. Не нас. Почему он сказал так? Что задумал?
Спросить напрямую я не могла — Самаэль, кажется, дремал. Он потратил много сил, чтобы укрыть резиденцию тьмой, и продолжает тратить их сейчас, путая наши следы. Прижимаясь к его боку, я чувствовала, как часто вздымается его грудь, ощущала исходящий жар. И я не хотела мешать. Пусть Самаэль делает то, что считает правильным. Я тоже поступлю так.
Я останусь. Не побегу спасаться в одиночку, даже если Самаэль об этом попросит. Пусть это глупо, пусть наивно, но каким бы ни оказался финал нашей истории, я встречу его с Самаэлем. В конце концов, он ведь сам говорил, что мы разделим одну судьбу на двоих. И я хочу этого. По-настоящему хочу. Не из благодарности или чувства долга. Это нечто гораздо более глубокое, личное. Почти эгоистичное. Потому что Самаэль нужен мне. Любым. И мне неважно, как он выглядит: обезображен ли шрамами, как молвят в городе, или обожжен до черноты. Не видя лица, я разглядела нечто более прекрасное — его душу.
Часа через три мы остановились на маленьком гостевом дворе. Таком убогом, что не оставалось сомнений: даже городские бывают тут нечасто, только низкородные. Еще до того, как мы выбрались из повозки, ленты тьмы опутали дом, заскользили по территории. Очертили ее, будто защитным барьером, и замерли. Самаэль прошел внутрь. Я же осталась на улице, кутаясь в наведенный плащ.
Совсем скоро Самаэль вернулся. За ним, переваливаясь с боку на бок, семенила полная женщина с каким-то свертком. Не поднимая взгляда, она впихнула его мне в руки, развернулась и зашагала обратно в дом. Однако дойти не успела — на пороге тьма опутала ее, будто коконом, и погрузила в наведенный сон.
