Но парень держит щенка перед с собой, словно щит, пока мы поднимаемся по ступенькам к входной двери. Он поворачивает ключ в замке и в следующую секунду меня окружают запах фрикаделек и гомон голосов. Звуки и ароматы похожи – как ни странно – на уютное объятие, которое искренне радует меня после мороза. Энтони ведет меня по коридору, обшитому деревянными панелями, которые кажутся довольно старомодными, как и мягкий узорчатый ковер. Мы сворачиваем направо, обходя вешалку, полностью завешанную куртками и пальто.
Я захожу вслед за Энтони на кухню в задней части дома, где за столом с пустыми тарелками, бокалами вина и кружками пива сидят пять человек.
– Вы только посмотрите на это, – с наигранным возмущением заявляет Энтони. – Вся семья ужинает вместе!
Во главе стола расположилась пожилая женщина в темно-зеленом кардигане, ее невысокая приземистая фигура кажется мощной, несмотря на то что она сидит между двумя плотными мужчинами, которые оба выглядят так, словно когда-то носили полицейскую форму. Женщина указывает Энтони на свободное место за столом и говорит таким голосом, словно никогда в жизни не покидала Италию:
– Осталось еще много, Антонио. – И указывает рукой в сторону горшочков и различных блюд, стоящих в центре стола. – Ты, должно быть, голоден. Тебя не было целый день.
– Да, где ты был? – спрашивает мужчина справа от нее.
Энтони изображал отца ужасно похоже. Я замечаю, что вся семья смотрит на него с беспокойством: высокий широкоплечий парень в простой белой рубашке на пуговицах (самый молодой, не считая нас, на этой кухне, поэтому я решаю, что это брат Энтони – полицейский по имени Люк), другой плотный мужчина, сидящий слева от пожилой дамы, и стройная невысокая женщина в коричневом кардигане и клетчатой юбке.
– Все в порядке? – спрашивает Люк, допивая остатки пива из своего стакана.
– Да-да, – кивает Энтони, – все хорошо.
Он быстро представляет мне всю свою семью. Пожилая женщина – его бабушка Фиорелла, справа от нее сидит его отец Вито, слева – дядя Фрэнк, женщина в коричневом кардигане – его тетя Карла, которую, как я понимаю, и нужно благодарить за весь этот праздник, который мы пропустили. Энтони представляет мне Люка как своего «старшего брата-полицейского», из-за чего все, особенно Вито, бросают на него неодобрительные взгляды.
Когда Энтони заканчивает с представлениями, Люк указывает на Мистейк:
– А что это за собака?
– Длинная история, – машет рукой Энтони. Это на самом деле преувеличение, но я не собираюсь спорить.
Бабушка Энтони протягивает нам стаканы с кока-колой, склоняясь через весь стол.
– Это твоя новая девушка? – спрашивает она Энтони.
– Нет, nonna[49], Шарлотта – новый друг, которого я завел сегодня вечером, – объясняет Энтони. Немного слишком поспешно.
Пожилая женщина поворачивается ко мне:
– Ты больна?
Думаю, это все-таки вопрос. Хотя она выдает его скорее как диагноз.
– Нет-нет, – убеждаю ее я. – Со мной все хорошо.
– Но ты такая бледная, cara[50], – говорит бабушка Энтони, указывая на еду на столе. – Ешь все что пожелаешь. Не стесняйся!
Ничего не могу с собой поделать и касаюсь рукой своего лица. Своего очень бледного лица. Я только бормочу слова благодарности, когда Эн-тони садится на единственный свободный стул за столом, а Люк встает у раковины, освобождая для меня место рядом с Карлой, которая накладывает две большие тарелки лингуини[51]. Она ставит одну тарелку передо мной, а другую – перед Энтони, который все еще держит на руках весьма заинтересовавшуюся происходящим Мистейк.
– Давай ее мне, – предлагает Вито. – Поешь спокойно.
Энтони встает, чтобы передать щенка отцу. Ми-стейк забавно дергает лапками все время, пока ее несут от одного представителя семьи к другому. Все смеются… Кроме бабушки Энтони, которая ударяет ладонью по столу, веля кому-нибудь дать бедному псу хоть какую-нибудь еду!
Карла тут же бросается исполнять приказ, накладывая маленькие колбаски на блюдце для Мистейк, которое она ставит под стол. Мы с Энтони посыпаем пармезаном нашу пасту. Я стараюсь скрыть свою реакцию, попробовав получившееся блюдо, но это непросто.
– Ой, остыло, да? – огорченно спрашивает Карла. – Давайте подогрею.
– Нет-нет, все в порядке, – говорю я ей. – Правда.
Энтони рядом со мной кивает и шутит, что любит, когда макароны «холодные, как покойники».
На секунду Карла кажется обиженной, но затем она начинает громко смеяться, как и все остальные, и я понимаю, что семья Энтони разрушает еще один стереотип, в который мы, англичане, привыкли верить: американцы не демонстрируют своей привязанности.
Смех длится на протяжении нескольких секунд, а затем «ха-ха», превращается в «хм-хм», которое, в свою очередь, переходит в простое «м-м-м». Затем все замолкают.
Я смотрю в свою тарелку, опасаясь, что если я подниму взгляд, то собравшиеся за столом поймут, что я гадаю, как долго они сидят здесь сегодня вечером. Что они поймут, что я знаю достаточно о том, почему они молчат. Я не знакома с этими людьми, но точно могу сказать, что они не хотят говорить о своем горе, которое сейчас ощущается особенно остро, потому что пятнадцать минут назад настала первая годовщина смерти их матери, жены, сестры…
Я предпринимаю попытку вернуть веселье в эту комнату:
– Вот это вы отмочили!
Со всех сторон стола на меня уставилось шесть человек. Я прямо чувствую, как Мистейк под столом прекращает есть и смотрит на меня точно так же. Ну конечно, американцы так не говорят. Наверное, всем за столом кажется, что я только что назвала их катетерами или чем-то в этом роде.
– Думаю, это самая странная девушка, которую ты когда-либо приводил домой, чувак, – говорит Люк, направляясь к холодильнику и указывая пальцем на своего отца. Тот кивает, и Люк достает для них обоих пиво. Затем он вновь поворачивается к Энтони: – Так что, могу я спросить?
– Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал, – вздыхает Энтони, засасывая губами макароны.
Я чувствую, как моих ног касается что-то мягкое. Я опускаю взгляд и вижу облизывающуюся Мистейк, довольную, словно Оливер Твист, которая явно просит у меня добавки.
– Да ладно тебе, – улыбается Люк между глотками. – Ты был в полном восторге от того, что Майя сегодня возвращается из колледжа. И сегодня же вечером ты приходишь домой с другой девушкой?
– Шарлотта – просто друг, – повторяет Энтони. Как будто они с первого раза не поняли!
