В 1845 году выпускник Царскосельского лицея, а к тому времени уже титулярный советник, чиновник Министерства иностранных дел Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (кстати, крестник самого Александра I) организовал в своем доме кружок единомышленников, почитателей европейской философии, преисполненных побуждениями о народном благе. Здесь регулярно, по пятницам, собирались действующие и отставные офицеры (среди последних – упоминавшийся уже Ф. М. Достоевский, инженер-поручик, начинающий литератор), сослуживцы и коллеги хозяина дома, министерские чиновники, студенты и кандидаты столичного университета, «неслужащие дворяне», писатели (в том числе М. Е. Салтыков-Щедрин) и другие лица, живо интересующиеся социально-политическими вопросами.
«На пятницах» у Петрашевского обсуждались идеи французских социалистов-утопистов. Наибольшей популярностью пользовались произведения Шарля Фурье. В доме руководителя кружка была богатая библиотека запрещенной литературы, представленная сочинениями Ш. Фурье, А. Смита, Л. Фейербаха, Ж. Сисмонди, Л. Блана, П. Ж. Прудона, К. Маркса и Ф. Энгельса.
Постепенно интерес участников кружка и приглашаемых «на пятницы» гостей переместился с философско-умозрительных вопросов в область актуальной политики. Их собрания приобретали все более революционную направленность. Все чаще звучали призывы к ликвидации крепостного права и самодержавия, велись дискуссии о предпочтительности республики перед конституционной монархией. Наиболее радикально настроенные члены кружка (в частности, 28-летний курский помещик Николай Спешнев) выступали даже за немедленную подготовку крестьянского восстания, однако они не были поддержаны большинством.
Участники «пятниц» не подозревали, что в их рядах оказался осведомитель III отделения студент Петр Антонелли, который подробно информировал полицию о том, что происходило на квартире титулярного советника Петрашевского. Посчитав, что полученной от Антонелли информации более чем достаточно, шеф III отделения граф А. Ф. Орлов, с ведома императора, распорядился произвести аресты всех выявленных членов кружка, что и было осуществлено в ночь на 23 апреля (4 мая н. с.) 1849 года. Можно напомнить, что на последнем собрании у Петрашевского (15 апреля) Ф. М. Достоевский зачитывал известное письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю, что послужит одним из главных обвинений для начинающего писателя.
Как уже говорилось, дело Петрашевского с самого начала было окутано покровом тайны. Пока русское общество терялось в догадках о том, что же все-таки произошло, иностранные дипломаты в Петербурге старательно собирали всю имеющуюся на этот счет информацию.
Посольство Франции не составляло здесь исключения. Его переписка с Министерством иностранных дел в Париже по этому вопросу свидетельствует о том, что французским дипломатам удалось получить достаточно полную информацию о деле Петрашевского и дать его объективную оценку. Забегая вперед, можно отметить, что в посольстве Франции не склонны были преувеличивать степень «преступления» Петрашевского и его товарищей, не представлявших, по мнению французских дипломатов, серьезной угрозы для устоев Российской империи. В этом отношении приговор, вынесенный российской Фемидой обвиняемым, должен был скорее удивить французов своей суровостью и явной несоразмерностью совершенному «преступлению». Правда, давать какую-либо оценку самому приговору посольство Франции, по понятным причинам, воздержалось.
Петрашевцы, как уже говорилось, были арестованы в ночь на 23 апреля, а уже 12 мая секретарь посольства Франции в Петербурге месье де Феррье-ле-Вайе, замещавший отсутствующего посла, направил подробную депешу об этом деле министру иностранных дел Э. Друэн де Люису.
«В Санкт-Петербурге, – сообщал дипломат, – только что учреждена Чрезвычайная комиссия для суда над [здешними] социалистами в следующем составе: председатель, генерал Набоков, комендант [Петропавловской] крепости; генерал-лейтенанты Липранди и Ростовцев; князь Павел Гагарин, член [Государственного] совета; князь Александр Голицын, статс– секретарь; князь Долгорукий, заместитель военного министра. Общее количество обвиняемых – тридцать восемь человек; все они содержатся в крепости. В подавляющем большинстве это молодые служащие различных министерств, в основном – из Министерства финансов, но есть и чиновники Министерства иностранных дел; двое – капитаны егерского полка гвардии.
Главный обвиняемый, Петрашевский, постарше остальных, ему около тридцати лет. Говорят, что у него беспокойный ум. На протяжении последних четырех лет, при полном бездействии правительства, он проповедовал социалистические идеи среди крестьян в окрестностях С. – Петербурга, но не преуспел в этом занятии. Его арестовали в момент, когда он агитировал извозчиков вблизи городского кладбища.
Самый известный из обвиняемых – романист по фамилии Достоевский, тот самый, что получил некоторую популярность, опубликовав роман под названием “Бедные люди”, в котором цензура, весьма снисходительная к произведениям такого жанра, просмотрела отнюдь не консервативную направленность.
Один из этих молодых людей, – продолжал Феррьер-леВайе, – был постоянным посетителем некоторых салонов, где собирается изысканное общество С. – Петербурга и где я его неоднократно встречал. Это господин Кашкин. Ему девятнадцать лет, и его, кажется, преследует рок; его отец, замешанный в заговоре 1825 года, провел долгие годы в Сибири.
Все эти люди обычно собирались у Петрашевского, в библиотеке которого имелись почти все публикации социалистической направленности. Говорят, что они создали своего рода клуб, где получали контрабандой книги и газеты от Консидерана и Прудона, запрещенные цензурой, и даже наладили переписку с вождями французских и германских коммунистов. Я думаю, что в целом это объединение [молодых людей] вдохновлялось, скорее, ребяческим любопытством, нежели стремлением к серьезным действиям, и в этом смысле оно составляет скорее парадокс, нежели заговор»137.
Как видим, сообщенная французским дипломатом первая информация о деле Петрашевского носила в целом достоверный характер. В депеше впервые высказывается мысль и о том, что это дело не столь серьезно, как пытается представить русское правительство.
Представляют интерес и суждения Феррье-ле-Вайе о «партиях», существующих в России. Речь идет о двух идейно-политических течениях – западников и славянофилов, возникших на рубеже 1830-х – 1840-х годов. Правда, французский дипломат зачисляет в эти «партии» не литераторов и публицистов, как было в действительности, а молодежь. «В среде молодежи, выпущенной из университетов, существует некая славянская партия, – пишет Феррье-ле-Вайе. – Есть и другая партия, – продолжает дипломат, имея в виду западников, – она менее многочисленна и пропитана гегельянскими идеями, заимствованными в Германии. Лет десять – двенадцать назад пошла мода на то, чтобы преуменьшить значение французской цивилизации за счет германской. Тогда в берлинской философии увидели лишь облака, но не предвидели молнии»138.
