Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
С другой стороны, польский посол А. Тарановский, прибывший к турецко-татарскому войску уже после его отступления от Астрахани, сообщал об удачном нападении «плавной» рати князя П.С. Серебряного на османов, когда те пытались перетащить свои галеры с Дона на Волгу. О нападении русской рати на турок сообщал со ссылкой на «почти очевидцев» и имперский агент в Польше аббат И. Цир. Об этом эпизоде отписывал в Москву также русский служилый человек Вислый Булгаков, ездивший с Речь Посполитую с целью добиться возвращения на родину тела убитого в битве на Уле князя И.И. Шуйского. Как сочетаются все эти противоречивые свидетельства — неясно до сих пор, что не мешает, впрочем, некоторым отечественным историкам, например А.Л. Хорошкевич, обвинять Ивана Грозного в том, что он своим бездарным руководством связал руки русским воеводам и те безвольно отдали инициативу в руки османских и татарских военачальников. Нам представляется такой подход к оценке действий в кампанию 1569 г. как царя, так и его воевод в корне неверным, продиктованным явно предвзятым отношением к Ивану Грозному. Зачем было русскому государю, знавшему о существующих разногласиях между турками и татарами, форсировать развитие событий и раздувать конфликт с Портой? Вряд ли на благо России пошла бы еще одна война, на этот раз с могущественной Османской империей, а она была бы неизбежной, если бы причиной провала Астраханской экспедиции Касым-паша назвал бы активное протидействие русских войск.
Одно ясно совершенно точно — турецко-татарская экспедиция потерпела полный провал. Примечательно, что по сообщению очевидца, в ходе отступления турецко-татарской армии из-под Астрахани «царь (т.е. крымский хан. — П.В.) их (т.е. турок. — П.В.) волочил под Черкасы Кабардынскою дорогою по безводным местом, томил их нароком: царю, государь, опять к Асторохани и крымским людем добре не хочетца. И многие, государь, турки з голоду померли и лошади померли и черкасы у них людей покрали и лошадей много, и Казыевы люди и крымские лошади крали и людей грабили. Таких истомных людей не видано, каково Бог послал над турскими…»Вряд ли это способствовало росту доверия к Девлет-Гирею в Стамбуле и улучшению отношений между султаном и его непокорным вассалом.
Вместе с тем очевидно, что, приняв участие под давлением Стамбула в Астраханской экспедиции, хан не смог послать сколько-нибудь серьезные силы на север, непосредственно против московской «украйны», ибо практически все его воинство было задействовано на астраханском направлении. Правда, поскольку в разрядных книгах глухо упоминается поход «легкой» 3-полковой рати под началом князя М.И. Воротынского «за реку» и последующее ее возвращение на Рязанщину, то можно предположить, что небольшие отряды татар (ногаев —?) кружили у русских рубежей, но на что-либо серьезное так и не решились. Точно так же из Калуги на Тулу было послано опричное войско во главе с ф.А. Басмановым с «…лутчими, что изо всех полков людьми…» Обращает на себя внимание содержащееся в разрядной книге указание на то, что с Басмановым были отряжены «лутчие» люди ото всей опричной рати — вряд ли эта посылка была сделана просто так, на всякий случай. Следовательно, есть все основания полагать, что и здесь, на тульском направлении, в конце лета появились татарские отряды. Но и как в предыдущем случае, сохранившиеся источники ничего не сообщают о последствиях как той, так и другой тревог.
Сложным для Москвы должен был стать и наступающий 1570 г. Еще осенью 1569 г. в Москву поступили сведения о том, что Касым-паша вынашивает мечту о реванше и воздействует на султана Селима с тем, чтобы тот дал указание об организации похода непосредственно на Москву. Другое дело — насколько возможен был этот реванш? Обстановка в Средиземноморье в эти годы складывалась чрезвычайно напряженная, и угроза большой войны между ведущими державами этого региона была как нельзя более явственной. Неспокойно было в арабских провинциях Османской империи, в Йемене и вовсе началось мощное восстание против турецкого господства. В Испании вспыхнуло восстание морисков, и вряд ли здесь не обошлось без участия турок, в самом Стамбуле началась подготовка к давно замышлявшейся экспедиции на Кипр, принадлежавший венецианцам. В конце 1569 г. османский корсар Ульдж-Али оккупировал Тунис, заполучив хорошую базу для набегов на берега христианских государств в Центральном и Западном Средиземноморье, равно как и для атак на христианское судоходство в этих регионах. Все это только подливало масла в огонь растущей напряженности в отношениях между Стамбулом, Венецией и Мадридом, и, наконец, в начале 1570 г. давно ожидавшаяся война началась. В этих условиях вряд ли у турок нашлись бы достаточные силы для того, чтобы осуществить эффективное вмешательство в русско-татарский конфликт, тем более что начавшаяся война с Венецией быстро переросла в противостояние с сильнейшим европейским государством того времени — Испанией. Попытки же Стамбула вовлечь в планируемый поход против Москвы Речь Посполитую не задались.
Девлет-Гирей же, сумев с помощью подкупа и заступничества со стороны султанской сестры добиться смены настроения Селима, в январе 1570 г. возобновил с Москвой сложную дипломатическую игру, демонстрируя готовность пойти на урегулирование русско-крымских отношений. При этом хан внимательно наблюдал за развитием событий в Стамбуле, поскольку исход борьбы между сторонниками и противниками повторения похода на Астрахань пока был неясен. Стремясь не допустить образования широкой антимосковской коалиции, русская дипломатия развила бурную деятельность, а в Разрядном приказе тем временем готовились к новой кампании.
При составлении новой росписи полков на южном рубеже в Разряде исходили из того, что русско-крымские отношения несколько улучшились в сравнении с предыдущим годами, равно как и отношения Крыма и ногаев после Астраханской экспедиции изменились в худшую сторону. Учитывая все это, в Москве решили несколько изменить порядок размещения полков на «украйне». Первый удар неприятеля на себя должны были принять украинные воеводы. «Роспись украинным воеводам» гласила, что «как сойдутся они вместе по вестям, и им быть по полком и ходить под людми: в большом полку из Донкова воеводы князь Иван Петрович Шуйской да князь Иван Ахметевич Канбаров; и князь Иван взят к Москве, а на его место в большом полку другой — Федор Васильевичь Шереметев. В передовом полку воевода з Дедилова Иван Михаиловичь Большой Морозов да голова Олексей Григорьев сын Давыдов. В сторожевом полку воевода изо Мценска князь Федор княж Петров сын Деев да голова Василей Иванов сын Коробьин. Да в большом же полку быть с воеводою со князь Иваном Петровичем Шуйским сходным воеводам: из Новасили воевода князь Ондрей Дмитреевичь Палецкой да голова Михайло Назарьев сын Глебов, да с Орла воевода князь Ондрей Васильевич Репнин да голова Семен Михайлов сын Хатунской…». В боевую готовность было приведено и опричное воинство: «А где лучитца воеводе князю Ивану Петровичю Шуйскому с товарищи сойтися под людьми с опришнинскими воеводами, и сшедчися быть по полком: большому полку быть в большом полку, передовому полку в передовом полку, сторожевому в сторожевом полку, а люди с ними по их списком». Как обычно, в Поле были высланы сторожи, которым было поручено внимательно следить за намерениями татар и своевременно оповестить пограничных воевод и Москву о передвижениях противника. «Береговой» разряд решено было не разворачивать до тех пор, пока не станут окончательно ясны намерения неприятеля, дав тем самым детям боярским возможность отдохнуть от непрерывных походов.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
