— Хану всегда я служил от души. Жен ли прекрасных иль дев у врага Только завидев, я к хану их мчу. Если иное что было в уме, Я умереть тут всечасно готов!
— Наяа сказал нам, что состоит у Чингисхана в больших нойонах. А задерживал нас потому, что на дороге, говорил, неспокойно… Кто знает? Может, встреча с ним нас спасла. Если бы теперь государь, пока спрашивают Наяа-нойона, соизволил вопросить ту часть тела, что по небесному изволению от родителей прирождена…
Проверка была скрупулезной и всех удовлетворила. Успокоенный Завоеватель вознаградил Хулан своею любовью сполна (меркитка стала одной из любимейших жен Чингиса, именно ее взял он с собой в Трансоксианский поход).
Что до Наяа, то в знак возвращенного ему доверия Темучжин заявил принародно следующее:
— За справедливость твою я поручу тебе большие дела.
«Эти столь ненавистные люди ушли опять…»
С меркитами, однако, покончено не было. Приведя к покорности добрую половину их родов, Чингисхан включил их в свое войско, доверив им охрану обоза.
Увы, стоило ему повернуться к ним спиной, как, разграбив то, что должны были стеречь, меркиты снялись с лагеря и подались в бега, а точнее, в родные леса и горы, на Южную Селенгу. Племя увасов закрепилось в теснинах Хурухабчала, а удуит-меркиты заперлись в «форте», прозванном «верхней крепостью» (тайхал-харха), а на самом деле представлявшей собой простой завал в лесу.
Приказ наказать дезертиров получил Чимбай, сын Сорган-Ширы, для чего ему отрядили войска левого крыла. Приказ был выполнен в срок, и после этого Чингисхан распорядился рассеять «лесных людей» по всей подвластной ему территории.
Тем временем, как уже было сказано, меркитский вождь Тохтоа с сыновьями скитался по Западной Монголии, разделяя участь изгнанника с найманским княжичем Кучлуком. Преследуя беглецов, Завоеватель подошел к границе Монгольского Алтая, где встал на зимние квартиры (зима 1204/05 г.). Теперь удара противника он мог ждать со стороны гор Улан-дабан и Табын-ула (до 4000 м. над уровнем моря), соединявших монгольскую и русскую части Алтая. На восточном склоне этого массива берет начало питающая своими водами тот озерный край река Кобдо, тогда как на склоне западном находятся истоки реки Бухтармы, притока верхнего Иртыша. Край дикий, довольно скудный, где лишь на севере, со стороны Кобдо, имеются возвышенности (2000–2400 м.), покрытые редким лиственничником. Впрочем, на юге лес (кедр, осина, тополь, ива и ель) спускается до отметки 1000 м. над уровнем моря. Именно там, на берегах Бухтармы, то есть в нынешней Семипалатинской области, на полпути между одноименным городом и городком Алтайском, Тохтоа-беки и Кучлук собрали все имевшиеся у них войска.
Весной 1205 года к ним вплотную приблизился Чингисхан. В состоявшейся сшибке Тохтоа погиб от шальной стрелы. Не имея времени и возможности унести его тело с поля боя, сыновья «из уважения» отрезали ему голову, чтобы забрать с собой и воздать последние почести. Меркитские и найманские банды устремились на юго-восток. Значительная их часть утонула в весеннем Иртыше. Те, кои добрались до берега, разошлись кто куда. Кучлук, наследник-неудачник найманских царей, бросился на юг, в Джунгарскую степь. Он пересек Тянь-Шань, прошел вдоль границы Уйгурии со стороны Кучи, миновал страну карлуков, нынешнее Семиречье, что юго-восточнее озера Балхаш, и оказался во владениях кара-китаев, восточнее Иссык-Куля, в нынешнем Туркестане, где его поджидали многочисленные неожиданности.
Что касается меркитских князей Худу, Гала и Чилауна, то они также добрались до рубежей Уйгурии, надеясь прибрать к рукам ее плодоносные оазисы, такие как Бешбалык, Турфан, Харашар и Куча, но сделать им это не удалось из-за сопротивления тамошнего царька, идикута Барчука.
Худу вместе с верными ему людьми вернулся в степи, лежащие севернее Балхаша, то есть в бывшую страну канглы, где и скитался в нищете и забвении на протяжении доброго десятка лет, перекочевывая от Эмиля к Тарбагатаю, до Голодной степи.
В один прекрасный день — в 1217 году, как явствует из некоторых источников, — Чингисхан вспомнил об этих остатках вражеского племени и приказал своему лучшему воеводе, Субутаю, привести их к окончательной покорности:
— Сыновья Тохтоа подобны заарканенным куланам или изюбрям, убегающим со стрелой в теле. Если бы к небу поднялись, разве ты, Субутай, не настиг бы их, обернувшись соколом? Если бы они, превратясь в тарбаганов, зарылись в землю, разве ты не поймал бы их, став пешней? Если бы они и в море ушли, обернувшись рыбами, разве ты не изловил бы их, превратясь в невод?.. Велю тебе перевалить через высокие перевалы, переправиться через широкие реки. Памятуя о дальней дороге, берегите у ратников коней их, берегите дорожные припасы. На пути у вас будет много зверя. Заглядывая подальше в будущее, не загоняйте служивых людей на звериных облавах. Пусть дичина идет лишь на прибавку и улучшение продовольствия людей. Иначе, как для своевременных облав, не принуждайте ратных людей надевать коням подхвостные шлеи. Пусть себе ездят они, не взнуздывая коней. В противном случае как смогут у вас ратные люди скакать?.. Сделав потребные распоряжения, наказывайте нарушителей поркою. А нарушителей повелений наших, тех, кто известен нам, высылайте к нам, а неизвестных нам на месте же и подвергайте правежу.
Затем, как бы вспомнив о бедах, пережитых в отрочестве, Завоеватель произнес:
— Посылаю тебя в поход ради того, что еще в детстве трижды я был устрашаем, будучи обложен на горе Бурхан-халдун удуитами, из трех меркитов. Эти столь ненавистные люди ушли опять, произнося клятвы. Достигайте же до конца далекого, до дна глубокого.
Путь Субутая лежал через Алтай и Тарбагатай, и Чингисхан дал ему специально выкованную из железа повозку-темуртерген, способную выдержать езду по каменистому ложу ущелий. Воевода успешно справился с заданием. Он гнал меркитов от реки Чжам (на Тарбагатае) до северного берега Чу (в Голодной степи), что западнее Балхаша, и истребил их всех до последнего.
Стойкость ненависти Чингиса к враждебному монгольскому племени знаменательна и объясняет многое; во-первых, исконную неприязнь степняков к таежным охотникам; во-вторых, личную обиду Героя на тех, кои когда-то украли у него жену и которым он, возможно, был, увы, обязан рождением своего первого сына, Чжочи.
Случилось так, что во время похода Субутая в плен был взят самый юный удуитский княжич, Хултухан-мерген, и доставлен к Чжочи. Этот меркит слыл отличным стрелком. Видя перед собой удальца, Чжочи проникся к нему симпатией и попросил Чингисхана его помиловать. Но Завоеватель был непреклонен, и последний меркитский князь погиб, как все его соплеменники…
Меркиты, хотя и являлись чистокровными монголами, так и не ассимилировались в составе новой единой монгольской нации.
