Она же не настолько глупа. У нее кровь вскипела от ярости.Зефира поднялась на ноги, давая понять, что не боится ни его, ни его сил.
— Что ты здесь делаешь?
— Пришел увидеть Страйкера, но вместо этого вижу самуюпрекрасную женщину, когда-либо рождавшуюся на земле. Ты действительноособенная.
Она расхохоталась.
— Мне не так легко польстить.
Прежде чем она успела моргнуть, он оказался рядом с ней. Егоглаза потемнели, он смотрел на нее с жаждой, что льстило, горячило и ужасало.На его губах играл намек на улыбку.
— А я, как правило, этого не делаю. Но ты… — Война резковыдохнул, окинув ее оценивающим, восхищенным взглядом. — Ты достаточно хороша,чтобы заставить бога сойти с ума от желания.
Зефиру разъярили его намеки и недооценка ее решимости.
— Ты мне наскучил.
По его лицу расплылась улыбка, мгновенно делая егоочаровательным… Как будто это могло скрыть тот факт, что он являлся шакалом,ожидающим шанса прыгнуть и вцепиться ей в глотку.
— Я бы никогда не захотел это сделать, любовь моя. На самомделе, я хочу, чтобы ты пришла в себя. Представь мир, где правишь ты одна. Мир,лежащий у твоих ног, слуги и исполнение всех когда-либо имевшихся у тебяжеланий.
Зефира ясно увидела это перед собой. Даже с открытымиглазами она могла представить то, что он описывал.
— И какую цену мне придется заплатить?
Война смахнул прядь волос с ее плеча, задержался пальцами нашее и, наклонившись поближе к ней, вдохнул ее аромат. Странно, это не вызвалотой дрожи, что появлялась, когда ее касался Страйкер. Вместо этого она былахолодна и осторожна.
— Никакой платы. Я лишь хочу отметить, что Страйкер назвалсвоими наследниками тебя и твою дочь. Умрет он, и все здесь будет принадлежатьтебе.
Зефира нахмурилась, понимая, на что он намекает.
— Подумай об этом, — соблазнял он. — Мир без служенияАртемиде. Тысячи воинов под рукой, готовые умереть ради твоего удовольствия.Порталы, что могут перенести тебя в любое место на земле. Ты будешь силой, скоторой придется считаться, и все, что тебе нужно сделать, — это завершитьмиссию, порученную тебе Артемидой… Миссию, которую ты обязана выполнить. УбейСтрайкера. — Война улыбнулся ей, его голос стал низким и хриплым: — Уверен, тыхочешь этого, в глубине души так и есть. Однажды Страйкер тебя покинул, и тызнаешь — если дать ему шанс, он снова так поступит.
Зефира напряглась, как струна, от фактов и сомнений,теснившихся в ее голове. Она знала, что может доверять себе. Но могла ли онапо-настоящему доверять ему?
— Галлу отступают.
Зефира обернулась: в спальню вошел Страйкер с сияющимиглазами и горящими щеками. Он напомнил ей мальчишку, вернувшегося с волнующейпоездки верхом и гордившегося тем, что закончил дело. А еще он напомнил еймальчишку, который ушел, оставив ее в одиночестве защищать себя и свою дочь.Мальчишку, который ни разу не поинтересовался их благосостоянием.
«Убей Страйкера», — слова Войны эхом звенели в ушах.
Странно, каким легким казалось задание, когда Артемидадавала его. А сейчас оно не выглядело простым. Особенно когда Страйкерплюхнулся на кровать с ее стороны, и весь гнев, что она хотела к немупочувствовать, рассеялся.
Он был ходячим сексом на двух ногах, столь длинных, что онисвисали с кровати, по меньшей мере, на десять дюймов. Что еще хуже, джинсы донеприличия туго обтягивали его бедра, и это пробуждало в ней желание вонзить внего свои зубки. Или, еще лучше, прижимать его к себе до тех пор, пока они обане станут потными и изнуренными.
Убей его.
Игнорируя внутренний голос, Зефира посмотрела на Страйкера:
— Итак, ты их разгромил. Что дальше?
Он стер со щеки мазок крови и устало вздохнул. Его волосыбыли влажными, а щеки в пятнах от боевых действий. От этого его серебристые глазазасияли еще сильнее.
— Уже рассвет, так что мы вернулись назад. На закате мыприлипнем к их задницам, как мухи на липучку. — Страйкер еще раз глубоковздохнул: — Кессар удрал, и ночь для меня была бы потеряна, если бы я невернулся домой и не обнаружил в своей постели самую прекрасную женщину в мире.— Он поднёс к лицу ее запястье и прикусил кончики пальцев. Ее руку, все ее телоохватила дрожь, его глаза соблазняли ее все сильнее. — Лучше, если бы она былаобнаженной, но в любом случае теплой и приветливой.
Она наблюдала, как он, смакуя ее прикосновения, потерсяколючим подбородком о ее ладонь. Щекотка заставила ее стать разгоряченной иумирающей от желания. До сегодняшнего дня она не осознавала, как одинока. Какхотела иметь рядом кого-то.
Нет, не кого-то. Его.
Намек на улыбку скользнул по его губам, когда он придвинулсяпоближе, чтобы запечатлеть на ее губах легкий, нежный поцелуй. Его клыки оченьосторожно царапнули ее нижнюю губу. Знак истинного хищника. Когда они толькопоженились, у него не было клыков. Не было жажды крови…
Они были просто двумя влюбленными детьми.
Страйкер двинулся от ее губ к шее, где неторопливо лизнул еекожу, отчего Зефира повлажнела и возбудилась.
— Останься со мной, Фира, — выдохнул он ей в ухо.
— Это не я ушла.
Страйкер заключил ее в объятия, наслаждаясь мягкостью еетела, ощущая, как его пронзает чувство вины. Он совершил столько ошибок впрошлом. Ошибок, что не давали ему заснуть до позднего рассвета. Но с ней,здесь, он чувствовал себя так, словно получил еще один шанс исправить то, чтотяжким грузом лежало на его совести.
— Я знаю. — Он хотел заставить ее забыть прошлое. Сновазавоевать ее доверие. Мысль обо всех тех годах, что они провели врозь, тогдакак могли бы быть вместе, убивала его. Потому что он по собственной глупостивсе потерял.
Первый шаг дочери. Первое увлечение. Ее свадьбу, рождение исмерть внука, которого никогда не знал. Он должен был быть с ними, чтобызащитить.
Он обещал.
Возможно, это его наказание за обет, данный перед богами,который он не сдержал. Видеть их сейчас и понимать, что потерял навечно.
Но у него все еще оставалась надежда. Он не мог просто уйти,даже не попытавшись спасти то, что однажды было разрушено.
— Скажи, что мне сделать или сказать, чтобы заслужить твоедоверие?
Ее глаза наполнились мукой, как и его душа.
— Я не знаю, Страйкер. Время меня ожесточило.
Он фыркнул:
— Тебя? Не ты убила собственного ребенка за простойпоступок. — Стоило представить лицо Юриана, и совесть его терзалась от горя игнева. Но это ничто по сравнению с виной за то, что сделано. — Ты говорила олюдях, убивших твоего зятя, тогда как я — тот, кто убил жену Юриана. Забрал усвоего ребенка то единственное, что он любил больше, чем весь мир. Что же я засволочь?
