Джайлз чувствовал, что его встреча с Крослендом прошла хорошо, но, сколько бы он ни смотрел на диаграмму, Вильсон неизменно пребывал в лидерах. Однако, когда в гонке за лидерство до финиша оставалось меньше недели, в заголовках прессы все чаще стало появляться выражение «ноздря в ноздрю». Джайлз отлично понимал: только счастливая случайность поможет ему обойти Вильсона в оставшиеся несколько дней.
И эта случайность явилась в образе телеграммы, доставленной ему в офис в понедельник, когда до завершения кампании оставалась неделя. Европейское экономическое сообщество пригласило Джайлза произнести вступительную речь на ежегодной конференции в Брюсселе всего за три дня до выборов руководителей партии. В приглашении не упоминалось, что Шарль де Голль выбыл буквально в последнюю минуту.
– Вот твой шанс, – напутствовал Грифф, – не только сверкнуть на международной сцене, но и завоевать те одиннадцать голосов Фабианской группы. Это может все изменить.
Для речи в Европе выбрали тему: «Готова ли Британия вступить в Общий рынок?» – и Джайлз твердо знал свою позицию в этом вопросе.
– Когда же я найду время писать такую важную речь?
– После того, как последний член Лейбористской партии отправится спать, и перед тем, как первый проснется следующим утром.
Джайлз бы посмеялся, но он знал: Грифф не шутил.
– А когда буду спать я?
– В самолете по пути из Брюсселя.
Грифф попросил Себастьяна сопровождать Джайлза в Брюссель, а он сам и мисс Пэриш останутся в Вестминстере внимательно приглядывать за «неопределившимися».
– Твой рейс из Лондона в два тридцать, – сообщил Грифф. – Только не забудь, между Лондоном и Брюсселем разница в час, значит приземлитесь вы в четыре десять, так что на конференцию должен прибыть вовремя.
– Не слишком ли впритык? – усомнился Джайлз. – Моя речь в шесть.
– Знаю, но могу позволить тебе болтаться в аэропорту, только если там соберутся неопределившиеся члены парламента. В общем, собрание, на котором ты выступишь, должно продлиться примерно час и закончиться около семи – в самый раз, чтобы ты успел на обратный рейс в Лондон в восемь сорок, один час разницы во времени даст тебе преимущество. Как только приземлишься, сразу хватай такси, потому что будешь мне нужен в палате к голосованию по пенсионному биллю в десять.
– А чем, по-твоему, мне следует заняться сейчас?
– Своей речью. От нее зависит все.
Каждую свободную минутку Джайлз посвятил доведению до совершенства речи, показывая черновики своей команде и ключевым сторонникам. Сразу после полуночи он впервые прочел ее дома на Смит-сквер, и Грифф, в единственном лице составлявший всю аудиторию, объявил, что всецело удовлетворен. Из его уст это действительно было похвалой.
– Утром я раздам нераспространяемые до пресс-релиза копии речи с тем, чтобы завтра их доставили влиятельным представителям прессы. Это даст им достаточно времени, чтобы подготовить лидеров и хорошенько поработать над завтрашними статьями. А еще, думаю, будет разумно показать первый черновик Тони Кросленду, чтобы он почувствовал: его держат в курсе дел. А для ленивых журналистов, которые только бегло прочитают статью, я бы выделил отрывок, который почти наверняка попадет в заголовки.
Джайлз перевернул несколько страничек своей речи, пока не нашел отметку Гриффа. «Я не желаю видеть Британию втянутой в еще одну войну в Европе. Цвет юности многих наций пролил свою кровь на европейскую почву, и не только в последние пятьдесят лет, но в минувшее тысячелетие. Вместе мы должны сделать все возможное, чтобы европейские войны можно было отыскать лишь на страницах книг по истории, из которых наши дети и внуки смогут узнать о наших ошибках и больше не повторять их».
– Почему именно этот абзац? – спросил Джайлз.
– Потому что некоторые газеты не только перепечатают его слово в слово, но не смогут удержаться и подчеркнут, что твой соперник никогда не участвовал в боях.
На следующее утро Джайлз получил написанное от руки сообщение от Тони Кросленда и с радостью прочел, что тому очень понравилась речь и он с нетерпением ждет реакции прессы этим утром.
Поднимаясь после полудня на борт рейса компании БИА в Брюссель, Джайлз впервые поверил, что и вправду может стать следующим лидером Лейбористской партии.
20
Когда самолет совершил посадку в брюссельском аэропорту, Джайлз, к своему удивлению, разглядел сэра Джона Николлса – тот стоял у трапа рядом с «роллс-ройсом».
– Я прочел вашу речь, сэр Джайлз, – сказал посол, когда они выезжали из аэропорта, пока никто из пассажиров не успел добраться до стойки паспортного контроля. – И хотя у дипломатов не принято иметь собственное мнение, осмелюсь признаться, что назвал бы ее глотком свежего воздуха. Хотя не уверен, как ее воспримет ваша партия.
– Очень надеюсь, что те самые одиннадцать ее членов почувствуют то же, что и вы.
– Ах вот на кого она нацелена, – проговорил сэр Джон. – Как же я сразу-то не догадался.
Второй сюрприз поджидал Джайлза, когда они подъехали к зданию Европарламента: его встречала большая группа официальных лиц, журналистов и фотографов – все они приветствовали ключевого спикера. Себастьян соскочил с переднего сиденья и распахнул заднюю дверцу для Джайлза – такого у посла прежде никогда не бывало.
Президент Европарламента Гаэтано Мартино выступил вперед и обменялся рукопожатием с Джайлзом, после чего представил его своей команде. По пути в конференц-зал Джайлз встретил несколько других ведущих европейских политиков, и все они желали ему удачи – не ссылаясь, однако, на его речь.
– Будьте так добры, подождите здесь, – попросил президент, когда они поднялись по ступеням на сцену. – Я скажу пару вступительных фраз и передам слово вам.
Во время полета Джайлз еще раз перечитал свое выступление, сделав лишь одно-два незначительных изменения, и наконец вернул листы Себастьяну, зная текст почти наизусть. Джайлз заглянул в узкую щелку занавесей, скрывавших зал: тысячи европейских политиков ожидали его выступления. Последний раз он произносил речь в Бристоле во время кампании всеобщих выборов перед аудиторией из тридцати семи слушателей, включая Гриффа, Гвинет, Пенни, мисс Пэриш и ее спаниеля.
Стоя за кулисами и слушая мистера Мартино, Джайлз заметно волновался – тот описывал его как одного из редких политиков, которые всегда говорят то, что думают, и не позволяют результатам последнего опроса общественного мнения стать их моральным компасом. Будто наяву он слышал, как Грифф с нотками неодобрения призывает: «Слушайте, слушайте».
– …Итак, сейчас перед вами выступит будущий премьер-министр Великобритании. Леди и джентльмены: сэр Джайлз Баррингтон!
Сбоку вдруг возник Себастьян, вручил ему текст речи и прошептал:
– Удачи, сэр!
Джайлз шел к середине сцены под продолжительные аплодисменты. С годами он привык к фотовспышкам чересчур увлеченных корреспондентов и даже жужжанию телевизионных камер, но такое в его жизни происходило впервые. Он положил текст речи на кафедру, сделал шаг назад и подождал, пока зал не затихнет.
