Скамейка чуть скрипнула, когда он присел рядом.
— Когда это кончится, Эмма? Почему ты все время передергиваешь мои слова?
— Я как-то не так выразилась, да? Нет, правда. Пруд чудесный. И жилье у меня прекрасное. Спасибо.
Потом он стал спрашивать о Брэде — уехал ли тот и не связано ли это как-то с ним. Эмма сказала, что да, уехал, и нет, не связано.
— Видишь ли… Я сам поверил, что открыл тебе глаза ради твоего блага, но теперь убеждаюсь, что был не совсем бескорыстен.
— Я это поняла.
— Ну как ты, guapa? Сеньор Хименес не может нахвалиться.
— А главы других отделов? Например, финансового?
Он загадочно улыбнулся, и ей стало не по себе.
— Чем же ты так огорчила Эдуардо?
— Ничего плохого я ему не сделала. Однако он меня недолюбливает, а мнение таких людей меня интересует больше всего… Но мне, пожалуй, пора.
Да, ей надо идти. Иначе в какой-то момент перед ним промелькнет прежняя Эмма, готовая все простить. Нет, прощения не будет, слишком глубоко нанесенное ей оскорбление!
— Побудь еще чуть-чуть. Я так мало тебя вижу. — Луис взял ее руку, и она посмотрела ему в глаза. Они были темные, тревожащие, чувственные. Эмма позволила вновь усадить себя на скамейку. — Благодарю. — Теплота его улыбки проникала ей в душу. — Мне так не хватает наших тех разговоров. Стоит мне выйти на террасу…
После этих слов Эмма вскочила как ошпаренная.
— Я не хочу про это знать, Луис! — Память о днях, проведенных на вилле, причиняла ей еще слишком сильную боль.
— Прости меня, chica, я не понимаю…
Он держал ее руки так, словно это были конские поводья, которые он мог в любую минуту рвануть изо всех сил.
Эмма смотрела на растрескавшуюся от жары землю под ногами — нельзя больше встречаться с ним глазами. Он держал ее запястья, не делая ей больно, но давая понять, что она никуда не уйдет и должна согласиться на разговор. Мальчишек увели от пруда, стало совсем тихо, и она слышала стук собственного сердца, такой сильный, что и Луис, конечно, слышал его. Слабый ветерок зашелестел в ветвях у них над головами. С ним прилетел чудный аромат растущих невдалеке роз. Но он не мог победить его мужского запаха.
— Садись же наконец и давай поговорим.
— Что прошло, того не вернешь. — К изумлению Эммы, он отпустил ее сразу после этих слов. — Я не хочу про это говорить. Мне еще слишком больно.
— Понимаю. — Он заложил руки в карманы брюк, видимо боясь непроизвольно дотронуться до нее. — Но иногда боль излечивается с приходом понимания ее причин.
— А иногда нет! — отозвалась она, про себя подумала: только не при разговоре с причинившим эту боль.
— Ну, хорошо, Эмма, о прошлом — ни слова… Просто поговорим. — Она была в замешательстве. — Всего несколько минут. Скажи, ты очень сильно меня ненавидишь?
— Нет. — Она увидела боль на его лице и села рядом. — Ладно, не будем говорить и об этом. Что ты думаешь о сегодняшнем совещании?
— Ты ставишь меня в неловкое положение, Луис.
— У меня не было такого намерения… Эмма, говори со мной как друг, не как подчиненная.
— Ты действительно хочешь, чтобы я все тебе сказала? Тебе ведь не понравится.
— Что ж, сам напросился. — Он улыбнулся. — Что бы ты ни сказала, меня это не оскорбит.
— Мне кажется, что совещание было совершенно ужасное.
— Почему? — Тон его оставался прежним.
— По сути дела, ты ведешь себя как хулиган. Ты запугиваешь людей. И потом удивляешься, что они не ложатся костьми для тебя.
— Что же мне, хвалить их? Я из-за них потерял за полгода сто миллионов песет.
— Но криками ведь дела не поправишь.
— Я разве кричал?
— Во всяком случае, вел ты себя ужасно. — Он рассмеялся при этих ее словах. — Неужели тебе все равно, любят тебя люди или ненавидят?
— На службе — да. Большинство людей не любят перемен, и я как проводник таковых должен быть им ненавистен. Это совсем не то, что ненависть по справедливости, за скверный поступок. Например, если бы я принял во владение компанию и отдал ее на разграбление, что, возможно, было бы оптимальным решением. Но это не мой образ действий. Андалусия — один из самых бедных в Испании регионов, здесь жесточайшая безработица. За последние годы, правда, кое-что улучшилось, но нет гарантии, что плохие времена не вернутся. И у меня нет желания добавлять своим людям трудностей в жизни, но без этого «Герреро» не возродится.
— Послушаешь тебя, Луис, так ты святой. Что это было — речь нобелевского лауреата? Или обращение к Богу с тайной мыслью, что Он отстранит архангела Гавриила и примет тебя на его место?
Скамейка затряслась от его хохота.
— Значит, Эмма Блэкмур, ты не веришь, что крупный бизнесмен может быть добрым христианином?
— Чего на свете не бывает…
— А я ведь мог обидеться, Эмма, — помрачнев, сказал Луис.
— Я тебя предупреждала. А я вот не обижусь, что бы ты мне ни сказал.
— Все-таки я дал тебе место не с тем, чтобы ты оскорбляла меня.
— Ну так и отстань от меня. А раз пристал — слушай. Ты бизнесмен, твое дело — деньги.
— Разумеется, с этим никто не спорит. Но важно еще, как я делаю эти деньги. — Она глядела на него испытующе, давая ему понять, что он ее не убедил. — Как бы это объяснить? Хорошо, я попытаюсь. — Он бросил на Эмму живой, выразительный взгляд. — Ты говоришь, что я бизнесмен. И ты согласна, что я не так уж плох на своем поприще. Это ведь факт, а не домысел и не самообольщение. — Он заметил ее оживленную улыбку. — Я сызмальства вникал в это дело, и странно было бы мне не постичь его во всех тонкостях.
— Хорошо. Вступление есть. А основная часть?
— Я связался с «Герреро» и поставил себе главной задачей понять все страсти, все слабости здешних людей. Мне вскоре стало ясно, что если бы я рационализировал рабочий процесс и сократил число операций, то очень скоро вытащил бы компанию из долгов. У компании старинное доброе имя. От того, что у нее материальные проблемы, она не пострадала во мнении публики. Моя задача — как можно быстрее сделать ее доходной. Против этого у тебя нет возражений?
— Пожалуй, нет.
— Если мне это удастся, то в вашей стране будут пить то, что мы здесь пьем, а не то пойло, которое у вас выдают за херес.
Эмма вспыхнула. Она бы согласилась с ним, но что это за пренебрежение к Англии?
— Студенты с этим не согласятся. То, что продают в наших супермаркетах, во всяком случае, им по карману.
Нет, так нельзя. Он изо всех сил старается быть серьезным, а она продолжает подкалывать его, провоцировать.
— Главное, чем располагает любая компания, это люди. Но бывает и так, что именно люди — основная убыточная статья. В том, что случилось с «Герреро», виновата исключительно некомпетентность прежних владельцев. Надеюсь, что я тот, кто им нужен. Люди меняются не быстро, но, думаю, со временем многие приноровятся к моим требованиям. Кто не захочет оставить прежние позиции, от тех со временем придется избавиться. Ты сама сказала, chica, что я бизнесмен. Значит, меня поджимают сроки. Это только архангелу Гавриилу, которого ты упомянула, работа дана навечно. — Он сделал паузу и многозначительно подмигнул. — Вот что я хочу заставить тебя понять, Эмма. Лучший предприниматель тот, кто делает компанию доходной путем вложений в людей. Такой метод оставляет у всех вкус самого превосходного хереса.
