— Гмм… — Кэтрин провела пальцем по его шее до ямочки у основания и дальше вниз, по груди. Он не был уверен, что учил ее этому. — И на чем же мы прервались? О, кажется, помню. — Неотрывно глядя Джеку в глаза, она начала расстегивать его рубашку.
Он чуть отстранился, что было все, что он мог выдержать, не накинувшись на нее, не сорвав одежду, не занявшись с ней любовью… Потому что это будет любовь, не секс, наконец признался он себе. Эта женщина сразу вошла в его жизнь, вся, целиком, и поэтому любовь тоже пришла быстро. Но Джеку казалось, что еще рано говорить ей об этом — едва ли она поверит.
— Вчера вечером ты тоже отстранился. — Кэтрин опустила руки. — Я что-то делаю не так? — Он покачал головой. — Тогда что?
— Разве ты не помнишь, что я говорил?
— Что я не должна ничего расстегивать на партнере, если не собираюсь раздеваться сама?
— Именно. — Слова давались ему с трудом. — Так что же ты делаешь, Кэт?
Она взглянула на него с таким выражением, которого ему не забыть до конца своих дней.
— Полагаю, раздеваюсь.
Кэтрин завела руку за спину, расстегнула молнию и, прежде чем Джек смог что-то предпринять, сбросила с себя платье. И осталась перед ним почти обнаженная, в одних только красных трусиках.
Он не мог дышать. Он не мог думать. Он не мог двигаться.
— Ты… ты хорошо выглядишь, — через силу пробормотал Джек, лишь бы не наброситься на нее.
— Тогда почему ты там, а я — здесь?
Он не знал этого и не мог понять, потому что мозг отказывался функционировать. А вся кровь мгновенно прихлынула к тому органу его тела, который больше всего был нужен в этот момент.
Приказывая себе делать все медленно, Джек шагнул к ней.
— О, не сюда, — сказала Кэтрин.
Она передумала! Джек едва не схватил свой пояс с инструментом и не разнес дом мадам Зельды.
— Спальня — там.
Дом был спасен.
Однако Джек лишился способности двигаться. Потому что зрелище обнаженной спины Кэтрин, ее плавно покачивающихся бедер и длинных голых ног было завораживающим. И он надеялся, что это ему удастся запомнить на всю жизнь, несмотря на неработающий мозг.
Кэтрин остановилась в дверном проеме, повернулась к Джеку в профиль, продемонстрировав одну грудь, и спросила:
— Идешь?
— Да. — Но он по-прежнему не сдвинулся с места. Не мог сдвинуться. Потому что в легких не было воздуха. Потому что он не дышал. Просто не мог.
— Надеюсь, это придаст тебе решимости. — Кэтрин проворно стянула красные трусики и швырнула их через всю комнату в его сторону.
От неожиданности Джек глубоко вдохнул. Это решило проблему нехватки кислорода. Сдирая рубашку и одновременно расстегивая ремень на джинсах, он кинулся к ней. Кэтрин, смеясь, вбежала в спальню и замерла.
Господи, прошла, кажется, целая вечность с тех пор, как он растирал ей ноги после встречи на балконе. Она стояла сейчас, обнаженная, и молча глядела на кровать. Может, передумала? Джек не хотел, чтобы она передумывала, когда он был не в состоянии думать вообще.
Он приблизился к ней сзади, пытаясь сказать что-то не совсем глупое. Положил руки ей на плечи, хотя предпочел бы найти Для них более подходящее место, и начал:
— Кэт…
Она засмеялась и указала пальцем.
— Смотри, постель уже разобрана.
— И что в этом смешного?
— Посмотри на подушку.
Джек пригляделся и увидел небольшой блестящий конвертик.
— Что ж, это все объясняет, — усмехнулся он.
— Как насчет того, чтобы объяснить мне?
— Когда я пробегал мимо мадам Зельды, она спросила: «Вы планировали это, молодой человек?» А я ответил «нет». Тогда она сказала: «К счастью, я подумала обо всем».
— Вот это да! Слава Богу, что я не привела сюда Бобби.
Джек обнял ее за талию и прижал спиной к своей груди.
— Слава Богу. Потому что я выломал бы дверь, если бы ты не открыла.
— Хорошо. Итак, вернемся к нашему уроку. Я расстегнула все, что было можно. — Она повернулась в его объятиях и протянула руку к поясу его джинсов. — Осталась только молния.
Джек, нежно взял обе ее руки и закинул их себе на шею, прежде чем поцеловать ее.
— Для молнии еще слишком рано.
Затем он прикоснулся руками к ее грудям — нежным, соблазнительным грудям, погладил плоский живот, языком обвел контур горячих губ.
— Но что… что случится, если я расстегну ее сейчас? — Она дышала часто-часто. И ему это нравилось, очень.
— У нас будет страстный, яростный секс вместо долгого… — Джек поцеловал ее губы, потом подбородок, — медленного… — потом добрался до шеи и ямочку под ней, — чувственного… — он коснулся губами верха ее груди, — секса. — И взял в рот сосок.
Кэтрин задохнулась и вцепилась руками в его волосы, содрогаясь от нестерпимого желания, чем доставила ему несказанное наслаждение.
И тут он почувствовал, как молния расстегнулась.
— Кэт… — Как и когда она умудрилась справиться с его молнией? — Кэтрин, — начал он заново, — ты…
— Да. Попробуй не отставать, ладно. — И она бросилась на кровать.
Джек расстался с джинсами раньше, чем Кэтрин добралась до середины. А потом… потом он был сверху, удерживая ее руки над головой, переплетя свои пальцы с ее. Заглянув ей в глаза, он прошептал:
— Ты прекрасна. — Убедился, что она услышала и поверила, и снова поцеловал ее.
Они набросились друг на друга со всей силой так долго сдерживаемой страсти. Когда-нибудь, пообещал себе Джек, я получу наслаждение, неспешно изучая каждый дюйм ее тела, узнаю, что заставляет ее стонать, вздыхать, двигать бедрами и выгибаться. Когда-нибудь, но не сейчас. Потому что сейчас она стонала, задыхалась и выгибалась от любого прикосновения.
Джек упивался ее кожей, ее волосами, выражением ее лица, вздохами и всхлипами, ароматом — всем тем, что делало ее той самой Кэт, против которой он не мог устоять. Он внимательно наблюдал за ней, пока не увидел удовлетворенную улыбку на милых губах — она прикоснулась к нему и убедилась в силе его нестерпимого желания. И эта улыбка лишила его остатков самообладания.
— Кэт, о, Кэт! — простонал он и вошел в нее.
Дал ее горячей влажной плоти привыкнуть к его, пульсирующей, торжествующей, и начал двигаться. Быстрее. Быстрее. Сильнее. Глубже. Потом замедлил темп и заглянул ей в глаза.
— Ты прекрасна, Кэт. Я люблю тебя, — шепнул он и задвигался снова, продолжая шептать ей ласковые слова, пока она не выкрикнула его имя и не изогнулась, прижимаясь еще ближе, а он уже не мог говорить, потому что содрогался в оргазме…
