— Точно, — не стал спорить с ним Акмед. — Но у меня имеются собственные причины, чтобы туда отправиться, помимо необходимости принимать участие в торжественной церемонии и развлекаться в компании надутых намерьенских аристократов.
— Ой бы в жизни не сообразил, — сухо изрек Грунтор. — Мы же все знаем, как нежно ты обожаешь такие вечеринки. Ой думает, что одна из твоих причин в том, чтобы герцогиню порадовать.
Король болгов встал и, подойдя к очагу, опустился около него на корточки, подставив лицо с чувствительной кожей пульсирующим струям жара.
— Вовсе нет. Я хочу, чтобы она мне помогла. Она моя должница. — Он встал и вернулся к своему столу и пыльному тому. — Кроме того, у меня есть кое-что для будущего герцога — я нашел эту штуку, когда мы спасали Рапсодию, и забрал себе, хотя Эши заявил, что она должна принадлежать Гвидиону. Но я хочу отдать ее мальчику, чтобы он правильно ее использовал. И отдать при свидетелях. И последнее, я намерен проверить, как поведут себя архонты в мое отсутствие. Они наконец узнали всю правду и теперь понимают, чего я от них требую и какова цель их жизни. Меня не будет меньше двух недель. Это же совсем мало, не сомневаюсь, что ты справишься и сможешь присмотреть за порядком.
Сержант ничего ему не ответил, он смотрел в резвящееся пламя и пытался представить себе, какие новые ужасы уготовила им судьба на сей раз.
Драконица, дрожа на пронизывающем ветру, отчаянно цеплялась за заснеженные камни высокого горного пика. Она выползла из ворот замерзшего дворца и, сражаясь с ледяной вьюгой, забралась на самую вершину темной горы.
Она обернула свое змеиное тело вокруг вершины, чувствуя, как тут же начал коченеть ее длинный змеиный хвост, сжала зубы, борясь с порывами ветра, и попыталась открыть глаза. Ураган, бушевавший здесь, наверху, снова ударил в нее тугой волной, вонзил ледяные пальцы в веки.
«Проклятье», — подумала драконица.
Она страдала от холода гораздо меньше, чем раньше, потому что внутри ее пылал огонь. Когда она вспомнила свое имя, в самых потаенных глубинах ее существа вспыхнула обжигающая сила, источник могущества и энергии, которых ее лишили, заключив в подземную гробницу. Не зная собственного имени и прошлого, не зная, как она оказалась в своем нынешнем положении, она чувствовала себя слабой, не понимала, что происходит, и страдала от бессилия. Но теперь, когда она вспомнила по крайней мере часть своего прошлого, она твердо решила разыскать и остальное.
И вернуть себе могущество, которое у нее отняли.
Заставив себя не обращать внимания на бешеные порывы ледяного ветра, она собрала все свои силы и послала на его крыльях мысленный вопль.
«Энвин! Энвин!»
Из драконьей глотки, лишенной голосовых связок, не вырвалось ни единого звука, но желания говорить было достаточно — воздух вокруг нее сгустился, затем начал вибрировать, подчиняясь ее воле, ведь все пять стихий послушны приказам дракона.
«Энвин!»
Потоки воздуха подхватили голос стихии, растянули его на крыльях ветра, и он повис, танцуя над вершинами гор.
«Энннннннннввввввввввииииииннннн!»
Ее вопль обрел форму и силу, наполнил собой разреженный воздух высокогорья. Он нарастал, набирая мощь, его вибрации стряхнули снег с пиков, и по склонам заскользили вниз, к подножию гор, белые, сияющие лавины.
Грохот становился все громче, он проник в потоки ветра, и они понесли его прочь от замка в огромный позабытый ею мир. Ее крик повторялся снова и снова, пока не добрался до самого моря.
Драконица цеплялась за пик, и туман в ее голове начал постепенно рассеиваться. Она уже не замечала, как сражается с ветром, — ее кровь пронзило ощущение экстаза. Наполняя эхо своим именем и отправляя его в мир, она чувствовала его вибрации в потоках ветра, мечущегося среди горных склонов, с ревом уносящегося в пропасти.
А в следующее мгновение в тысяче лиг от того места, где она находилась, навстречу ее имени, приветствуя его, полетел ответный крик — вибрация, уходящая корнями в древнюю историю. Прозвучавший голос не походил на голос вирма, хотя у них был одинаковый тембр, как будто тот, кто отозвался на ее призыв, тоже имел связь с землей. Несмотря на то что прозвучало то же самое слово и его долгая мелодия была почти такой же, все же она отличалась от вибраций, рожденных драконицей. В то время как в ее крике слышались победоносные интонации, ответ был исполнен муки. В этом единственном слове, долетевшем до нее, слышалась ненависть, наполнившая исполненный боли стон.
«Энннннннннввввввввввииииииннннн!»
Драконица подняла голову, не обращая внимания на вьюгу, все ее чувства обострились, обрели четкие очертания.
Внутреннее драконье чутье уловило ответные вибрации, которые стали для него чем-то вроде маяка из Прошлого. Она медленно повернулась, забыв про порывы ледяного ветра, терзавшего тело, и сосредоточилась, прогнав прочь все посторонние мысли, заставив себя отринуть окружающий ее мир. Драконица поспешно, но в то же время крайне бережно настраивалась на звучание своего имени, хрупкое и едва различимое, потому что ветер, который его принес, начал стихать.
Ее имя, произнесенное с ненавистью, прогремело, точно могучий гул колокола, словно рев моря, музыка звезд в холодном, безжизненном ночном небе.
И сознание драконицы поймало его. Оно звенело, снова и снова призывая ее из самых потаенных глубин истории.
Она не знала, кто ее позвал и почему в призыве прозвучала такая враждебность, но это не имело значения. Где-то к югу от замерзших пиков, за горизонтом, обитало существо, знавшее ее и помнившее о ее прошлом. Это существо было наделено могуществом, не уступавшим ее собственному. И это существо она привела в ярость. Когда она это поняла, в ее сердце зародилась мрачная радость.
Она знала место, откуда прозвучал ответный крик.
Она могла его теперь найти и, сделав это, возможно, отыскать часть себя и своей силы.
И женщину, которую ненавидела.
Драконица заскользила вниз по склону, следуя за мелодией своего истинного имени, не обращая внимания на пронзительный ветер и ледяную корку, сковавшую землю. Она направлялась на юг. Вскоре суровая зима уступила место лету. Когда земля снова стала теплой, она зарылась в нее и последовала за пронзительным звуком своего имени, не смолкающим даже здесь, в глубине.
Она искала эхо.
Радостное предвкушение кровопролития наполняло ее новой энергией с каждой оставленной позади милей.
15
Терреанфор, Базилика Живого Камня, Сорболд
Талквист нетерпеливо ждал в серых предрассветных сумерках.
Теперь всякий раз, когда он приходил к Ночной горе, вместо того чтобы пробираться по ущелью, которое извивалось среди высушенных солнцем скал, служивших естественной защитой храма, как это делали остальные посетители, он спускался по узкой, известной лишь ему одному тропе, которую обнаружил много лет назад, еще когда был учеником в базилике. В молодости дорога отнимала у него много сил, и к концу пути он неизменно начинал задыхаться. Сейчас же, несмотря на то, что стал старше, он набрался опыта и укрепил свое тело и легко проделывал этот путь.
