Конечно, Мадлен обдумывала, не остаться ли ей в Европе. Но после стычки с Анной и Уаттом не могла ни на что решиться. И вообще потеряла способность здраво мыслить после разговора с Гэри Поллоком — смышленым сынком брокера Уатта, который намеревался превратить ее пятнадцать тысяч наследства в бесценную несушку золотых яичек.
— Привет, крошка, — гундосил Гэри по межконтинентальному проводу. — Ты же сама жаждала, чтобы твой маленький взнос вырос. Я вложил его в два роскошных дельца — «Вуазин моторс» и «Дейтатракс». Через несколько лет заживешь припеваючи.
— Это здорово, — заволновалась Мадлен. — Но мне деньги нужны сейчас. Заплатить за институт.
Пауза длилась так долго, что она заподозрила, что оборвалась связь. Затем Гэри начал объяснять, что не может продать акции именно теперь. Пока компании не встанут на ноги, они ничего не стоят.
— Что? — переспросила Мадлен. — Ты не хочешь отдать мне мои деньги?
— Слушай, крошка, не сердись. Все отлично. У тебя на десять тысяч акций в «Дейтатракс». Но они пошли на расширение компании. Через несколько лет все, что мы заплатили, вырастет раз в пятьсот. А сейчас хрен что продашь.
— А другая компания? Как ее — «Вуазин моторс»?
— С ней небольшая проблема. Она реорганизуется. Речь шла о банкротстве. Но ничего серьезного. Все придет в норму. К сожалению, вот именно теперь…
— Значит, из моих пятнадцати тысяч ничего нельзя продать, чтобы заплатить за институт? — Мадлен была потрясена.
— Подожди… У тебя есть несколько акций «Ай-би-эм». Это Уатт настоял, чтобы я их купил. — Гарри помолчал. — Сегодня на рынке они стоят полторы тысячи. Я могу продать их.
— О'кей, — пробормотала девушка. — Продавай «Ай-би-эм» и пришли мне эти чертовы полторы тысячи. — Она положила трубку в слезах. Полторы тысячи и на год не покроют расходы на обучение, плюс на комнату и на стол. Будь он проклят, этот Уатт со своими финансовыми советами.
Она ему верила — такому богатому и везучему. Еще задолго до того, как началась их связь, он обещал, что поможет ей. Деньги, которые он давал, Мадлен воспринимала как долг. И собиралась отдать. И отдаст — черт бы его побрал!
Собирая вещи в своей комнате в доме Фишеров, она усваивала последний преподанный жизнью урок: верить никому нельзя.
— Извините, — обратилась Мадлен к чернокожему в рубашке с печатным гавайским рисунком, — вы мне не подскажете…
— Следующий квартал, мисс, — вежливо ответил он и указал в сторону Вест-Энд-авеню. — Между Вест-Энд и Риверсайд-драйв.
Оказавшись в Верхнем Вест-Сайде, Мадлен испытала настоящий шок. До этого ей приходилось бывать в благоустроенном, ухоженном Ист-Сайде, где жили Макнилы. Но эта часть города, севернее Восемьдесят шестой улицы, отличалась такой самобытностью, которая и превращала Нью-Йорк в эклектичный мегаполис. Солисты филармонии жили бок о бок с таксистами из Доминиканской Республики. Корейцы — владельцы фруктовых лавок — с хозяевами магазинов — индийцами. Отремонтированный кинотеатр, где крутили не первой свежести иностранные фильмы, располагался между большим универмагом и скупкой, продававшей старые, грязные ботинки. Кубинские и китайские рестораны соседствовали со странными маленькими заведениями, которые, по слухам, служили фасадом для многочисленных рэкетиров. Еврейские кулинарии, ирландские бары, мексиканские кухни на вынос, магазинчики латиноамериканской музыки — все это сосуществовало если не в гармонии, то не мешая друг другу.
Приехав из идеально чистого, заново отстроенного Пфорцхайма, Мадлен никак не могла привыкнуть к тому, что с Гудзона ветром приносит мусор. Или к вони, исходившей от огромных пластиковых пакетов, которые сотнями выставляли у черных ходов многоквартирных домов.
Девушка пересекла Вест-Энд и стала спускаться к Риверсайд-драйв. Следующий квартал оказался гораздо хуже предыдущего. А комната, которую она собиралась посмотреть, в объявлениях значилась самой дешевой. Какой-то музыкант владел этажом с тремя спальнями, две из которых сдавал. Жильцы имели свои полки в холодильнике и возможность пользоваться ванной и кухней по заранее согласованному графику. Но их не пускали в гостиную и не позволяли развлекаться у себя.
Остановившись напротив номера триста восемьдесят, Мадлен размышляла, входить или не входить. Часть дома перестраивалась, и складывалось впечатление, что в здание угодила бомба.
Ну и черт с ним, решила девушка. Не время привередничать. Ей не по карману долго оставаться в грязном номере гостиницы «Челси».
В подъезде Мадлен поискала глазами почтовый ящик с фамилией человека, который давал объявление. Вот она… 3В… Сэнберг. Вверху карандашом было накарябано еще несколько имен. Она нажала кнопку звонка, и через минуту дверь зажужжала и впустила ее внутрь. В темном холле стоял потертый диван. На грязных подушках в беспорядке лежали номера «Дейли ньюс». Рядом с диваном красовался приставной столик из искусственного дерева, а на нем — аляповатая лампа с приклеенными к подставке настоящими ракушками.
Мадлен прошла в глубину холла и вызвала работавший без лифтера лифт. Вдруг его дверь распахнулась, и девушка шарахнулась в сторону. Из кабины выскочил молодой человек с кучей коробок, пластиковым пакетом и краном-смесителем.
— Извините, милашка, не подержите? — произнес он с южным акцентом. — Мне надо вытащить чемодан и пальму.
Он был худощав, белокур, курчавые волосы волнами разметались по плечам. Мадлен придержала дверь.
— Вы, случайно, не из 3В переезжаете?
— Именно оттуда, милашка. Можете отпустить. — Он вытащил из лифта чемодан. — А вы для этого пришли? Посмотреть?
Девушка кивнула.
— И как местечко? Ничего?
— Скажу так: если вы собираетесь здесь жить, значит, вам вовсе туго. Хозяин ночи напролет играет электронную музыку. И еще клопы… Таракашки то прописываются, то выписываются. А клопы всегда здесь. Жизнь как на азиатской кухне.
Сердце Мадлен екнуло.
— Да, мне совсем туго. Две недели бегаю по городу, ищу.
— Вам здесь не понравится. — Незнакомец помолчал и присмотрелся к Мадлен. — Ладно, вы вроде симпатичная девчушка. Пошли со мной. У меня найдется кое-что получше. Вот, держите кран и этот пакет.
— Но я не могу…
— Делайте, что вам говорят. Вы угодили в нужное место в нужное время. Я ищу компаньона. В моей новой квартире две спальни, а объявление в «Войс» давать было некогда. — Он улыбнулся. При этом его голубые глаза сощурились так, что совершенно исчезли за тяжелыми веками. Он был одет на лондонский манер и не походил на извращенца. Мадлен потребовалась всего секунда, чтобы принять решение.
— О'кей, — проговорила она. — Посмотрим. Но ничего не обещаю, пока…
— Справедливо, — отозвался он. — Пойдем искать такси.
После того как они уселись в машину и молодой человек назвал водителю адрес — где-то недалеко от авеню А на Манхэттене, — он протянул ей руку.
