– О Изабель! – продолжал шептать он. – Как ты прекрасна!
Я понятия не имела, что я чувствую. Я не знала, почему меня занесло в эту квартиру на другом конце города. Когда мы вышли из бара, я просто села в такси вслед за Игнасио и вдруг почувствовала себя рядом с ним такой защищенной, что мне больше не хотелось от него отрываться. Раньше, перед тем как пойти в постель с каким-нибудь парнем, я узнавала, по крайней мере, его фамилию. А также имена его родителей, братьев и сестер, адреса, где они живут, и что любят есть на обед, то есть весь тот ворох вещей, который казался мне важным в преддверии долгих и серьезных отношений.
Но так, может быть, даже лучше, говорила я себе. Сплошная физиология, щекотание чувств. И от этого мое настроение явно улучшилось.
Он и любовью занимался не так, как Тим. Как-то более обдуманно, четко.
– Тебе нравится? – шептал он мне в ухо.
– О да! – бормотала я в ответ. – Да, да, да!
В три часа ночи я проснулась от пульсирующей головной боли и чувства сдавленности в груди. Я скатилась с кровати и начала шарить в поисках сумочки. Дышать с каждой минутой становилось все труднее. Наконец я нашла ингалятор и несколько раз вдохнула животворное лекарство. Воздух клокотал в моих легких, как в железной трубе. Сейчас тебе станет легче, убеждала я себя, такой шум означает, что воздух преодолевает какую-то преграду.
Через некоторое время лекарство действительно подействовало. После чрезмерной выпивки мне всегда становилось плохо, особенно если пить пиво или красное вино. От красного вина я начинала к тому же чихать.
В квартире у Игнасио было холодно. Я оделась, прошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Глаза красные, макияж потек. Вот что значит пересоздавать саму себя, подумала я. Я приехала в Испанию и легла в постель с первым встречным. Я даже не знала его фамилии! Какое глупое безрассудство! Жюли могла мной гордиться…
Меня мучили угрызения совести перед Игнасио за то, что я вот так, тайком, покидаю его квартиру. Но встречаться с ним утром мне точно не хотелось. Мне вообще не хотелось с ним больше встречаться. Он, конечно, отличный парень, и с ним, наверное, я бы чувствовала себя хорошо. Но мне не хотелось узнавать его фамилию, или имена его родителей, или подробности из жизни его братьев и сестер. Мне хотелось оставаться Изабель Каваной, свободной и одинокой женщиной, счастливой своим одиночеством. Мне хотелось стать сердцеедкой, которая от жизни получает максимум удовольствия.
Я проснулась в одиннадцать часов утра и долго не могла понять, где нахожусь. Я долго искала на стене репродукцию «Подсолнухов» Ван Гога, которая висела у меня дома в спальне, но голая белая стена начала падать на меня. Я закрыла глаза, чтобы не потерять сознание.
Слишком много выпивки, вспомнила я наконец. А потом – Игнасио.
От этого имени внутри у меня все похолодело. Неужели я с ним спала? Какой стыд! О чем я думала раньше? Куда подевался мой рассудок? Может быть, он выпал, когда я летела через Пиренеи? Прыгать в кровать к незнакомому мужчине! Да ты просто спятила, Изабель Кавана!
Через секунду мне уже стало жарко. По ночам еще можно себя пересоздавать, подумала я с отчаянием, но при свете дня это пересоздание приобретало очень странные очертания. Жюли посоветовала мне развлечься, но вряд ли даже она имела в виду такую прыть!
Я вскочила с постели, натянула халат и бросилась в ванную. Лицо вроде то же. Никаких следов вчерашнего приключения. Ничего, что могло бы поведать миру: я впервые после Тима переспала с мужчиной.
Ну ладно, подумала я, слегка успокаиваясь. Теперь, по крайней мере, я могу думать о сексе без всяких ассоциаций с Тимом. Может быть, хотя бы ради этого стоило пойти на риск!
Глава 11
ВИНОГРАДНИКИ И ОЛИВКОВЫЕ ДЕРЕВЬЯ В МОНТРЕ
(Хуан Миро, 1919)
Из полуденной дремы на рабочем месте меня вывел телефонный звонок. Мне грезился Тим Мэлон, который ехал на спортивном автомобиле по улице Мадрида. «А, это ты! – якобы сказала я ему. – Рада тебя видеть!»
– Алло! – сказала я в настоящий телефон.
– Изабель, это Луис!
– Луис? – Некоторое время я не могла сообразить, кто это такой. – Чем могу быть полезна?
– У тебя есть файл осенних курсов? Что-то я не могу его найти.
– Нет. – Я точно знала, что у меня нет такого файла.
– Ты не знаешь, где он может быть?
– Ну при чем здесь я, Луис? Я не имею к этим курсам никакого отношения.
– Я просто так спросил. – Он вздохнул. – Я его перезагрузил и теперь сам не могу найти.
– Может, дискета с ним валяется в конференц-зале, где проходило утреннее совещание? Ты вечно там что-нибудь забываешь.
На моем телефоне замигала красная лампочка – знак того, что звонит кто-то еще.
– Извини, позже поговорим, – сказала я Луису и переключилась на другую линию… – Алло!
– Я бы предпочла, чтобы ты по телефону называла свое имя. – Это была Габриэла, и я чуть не выронила из рук трубку.
– Да-да, конечно, – забормотала я в ответ. – В следующий раз я непременно так и сделаю.
– Послушай, – она звонила с мобильника, и на линии слышались постоянные электрические помехи. – Магдалены сейчас нет на месте, а у меня днем назначено несколько встреч. Я задерживаюсь. Ты не могла бы перенести встречи на более поздний срок? Ежедневник у меня на столе, там написаны имена и номера телефонов, так что никаких проблем не должно возникнуть.
– Конечно! – воскликнула я, польщенная, что по такому важному вопросу она обратилась именно ко мне, а не к кому-нибудь еще. – Может быть, что-нибудь еще надо сделать?
– Нет, – ответила Габриэла. – Только с этими людьми будь предельно вежлива. Терпеть не могу отменять договоренности и считаю это верхом неприличия, тем более в последний момент. Но я тут на переговорах и не могу их прервать.
Я понятия не имела, на каких это она переговорах и о чем они там переговариваются. О Габриэле я знала только то, что она ухитряется успешно сочетать карьерный бизнес с воспитанием двоих детей. От нее словно исходила уверенность, что все должны быть счастливы с ней работать, и к каждому она обращалась так, словно была с ним лично знакома и очень дорожила его мнением. В то же время мне не хотелось попадаться ей под горячую руку. По словам Магдалены, у нее бывали кошмарные вспышки гнева, если дела шли не так, как ей хотелось бы, но эти вспышки, к счастью, очень быстро проходили.
Я дозвонилась ее клиентам и переназначила все встречи без всякой суеты.
Впервые за сто лет я наконец почувствовала себя действительно нужной.
В четыре часа на край моего стола сел Луис. Я едва не опрокинула стакан с карандашами.
– Что ты на меня так таращишься?
– Я не таращусь, – усмехнулся он. – Это ты таращишься в свой экран, словно вокруг ничего не существует.
